Гурни снова уменьшил звук и повернулся к Мадлен.
– Что такое? – спросила она. – Я прямо слышу, как у тебя в голове крутятся шестеренки.
– Я думал о том, что сказал этот маленький индиец.
– Что ваш убийца смотрит эту идиотскую передачу?
– Да.
– Да зачем ему это надо?
Это был риторический вопрос, и Гурни не стал отвечать.
Через пять мучительных минут наконец началось интервью Ким с Рут Блум. Они сидели напротив друг друга за столом на веранде. День был солнечный, и на обеих были легкие куртки на молнии.
Рут Блум была грузной женщиной средних лет. Черты ее лица будто отвисли под тяжестью горя. Прическа показалась Гурни поразительно нелепой – взъерошенная копна золотисто-каштановых кудряшек, словно йоркширский терьер на голове.
– Он был лучшим человеком на свете. – Рут Блум помолчала, словно давая Ким возможность оценить всю глубину этой правды. – Такой сердечный, добрый… все время старался сделать как лучше, все время хотел стать лучше сам. Вы замечали, что лучшие люди на земле всегда стараются сделать как лучше? И Гарольд был такой.
У Ким задрожал голос:
– Наверное, потерять его – это было страшное испытание.
– Врач сказал мне пить антидепрессанты. Антидепрессанты! – повторила она так, словно совета неуместнее нельзя было себе представить.
– За эти годы что-нибудь изменилось?
– И да, и нет. Я до сих пор плачу.
– Но вы продолжаете жить.
– Да.
– Вы узнали о жизни что-нибудь, чего не знали до убийства вашего мужа?
– Я узнала, насколько все временно. Я привыкла думать, что то, что у меня есть, будет всегда, что Гарольд будет всегда, что я никогда не потеряю ничего важного. Глупо так думать, но я думала. А на самом деле, если мы проживем достаточно долго, то потеряем всех.
Ким достала из кармана носовой платок и вытерла глаза.