– В нескольких словах?
– Да. Самую суть.
Она закрыла глаза.
– Любовь. Потеря. Боль.
Камера теперь была направлена на одного ведущего.
– Ну что, ребята. Главное вы слышали. Любовь, потеря и страшная боль. На следующей неделе мы поближе познакомимся с другой семьей, сокрушенной Добрым Пастырем. И помните, что, вероятно, Добрый Пастырь все еще на свободе, все еще среди нас. Человек… для которого… чужая жизнь… не значит ничего. Оставайтесь с РАМ. И, дорогие друзья, будьте бдительны. Мы живем в страшном мире.
Экран погас.
Гурни закрыл браузер, перевел компьютер в спящий режим и снова сел.
Мадлен поглядела на него – пожалуй, оценивающе.
– Что тебя тревожит?
– Прямо сейчас? Не знаю.
Он поерзал на стуле, прикрыл глаза, и дождался, пока на поверхность неясной тревоги всплывет что-нибудь, за что можно ухватиться. К его удивлению, это оказалась не шоу – каким бы одиозным оно ни было.
– Что ты думаешь про Ким и Кайла? – спросил он.
– Кажется, они друг другу нравятся. Что тут думать?
Он покачал головой:
– Не знаю.
– Тебя волнует то, что Ким сказала о тебе в конце передачи, про твои сомнения в версии ФБР?
– Возможно, это усилит антипатию ко мне агента Траута. Возможно, его самодурские нервы не выдержат и он решит устроить мне какую-нибудь юридическую пакость.
– А можно что-нибудь с этим сделать? Чтобы от него отвязаться?
– Разумеется. Нужно всего лишь доказать, что его расследование – полная чушь. Тогда ему будет о чем беспокоиться и обо мне он забудет.