– А что с раной от стрелы?
– Я про нее и забыл.
– Хорошо.
– Хорошо?
– Я не о руке. Я о стреле. О великой загадке стрелы.
– А ты не думаешь, что это загадка? – спросил он.
– Загадка, но неразрешимая.
– Так что, просто не думать о ней?
– Не думать. – Видя, что не убедила Гурни, Мадлен добавила: – Разве не из этого состоит вся жизнь?
– Из непонятных стрел, падающих на нас с неба?
– Я хочу сказать, в жизни всегда есть вещи, которые просто нет времени полностью осмыслить.
Такого рода суждения раздражали Гурни. Не то чтобы Мадлен была неправа. Конечно, права. Но он чувствовал, что подобный ход мысли – это бунт против разума. Бунт против того, как работает его собственный мозг. Однако он знал, что об этом уж точно с Мадлен нет смысла спорить.
В дверях появилась молоденькая медсестра с телевизором на роликовой подставке. Гурни покачал головой и жестом попросил ее уйти. “Ужасный трагический всполох” РАМ мог подождать.
– Ты понял Ларри Стерна? – спросила Мадлен.
– Может быть, отчасти. Не полностью. Стерн был… необычным явлением.
– Приятно знать, что такие не ходят вокруг сплошь и рядом.
– Он считал себя абсолютно рациональным человеком. Идеально практичным. Воплощением рассудка.
– Как ты думаешь, ему хоть когда-нибудь был кто-то дорог?
– Нет. Ни капли.
– И он никому не доверял?