– Он убил Деккера.
И снова тишина.
– Я его прикончу, мы согласуем наши показания, и никто ничего не узнает.
– Нет, – сказала Констанс.
Лонгстрит проигнорировал ее. Его палец на спусковом крючке начал движение.
– Нет! – крикнула она, неожиданно бросилась к Диогену и оттолкнула его в сторону.
Прогремел выстрел, но пуля прошла мимо.
Констанс встала перед Диогеном.
– Ради бога, уберите ее с моего пути, – велел Лонгстрит Пендергасту.
Тот посмотрел на него:
– Я отвечаю так же – нет.
– Что вы такое несете?
– Вы его не убьете.
– Мы принесли клятву! Он убил Деккера. Вы сами сказали: убить его – это единственный возможный выход.
– Он мой брат.
Лонгстрит смотрел на него, лишившись дара речи.
– Простите, – сказал Пендергаст. – Мы… семья.
– Семья?
– Наверное, нужно быть Пендергастом, чтобы понять. Я виноват в тягчайших преступлениях против моего брата. Он стал таким, какой он есть, по моей вине. И теперь я понимаю, что, если приму участие в его убийстве, я не смогу примириться с самим собой – в самом буквальном смысле этого слова. У меня не будет иного выхода – только покончить с собой.
Лонгстрит переводил недоуменный взгляд с одного брата на другого: