Инквизитор

Все это было лишь спектаклем, жуткой шарадой. На протяжении всего времени София держала перед их глазами кривое зеркало страха, в котором отражалась безжалостная правда – явная и очевидная каждому, – правда в перевернутом виде. Инквизитором была женщина, преступник – жертвой, ее защитники – добычей. И ослепленные, они чуть не убили единственного, кто знал это и хотел их спасти: Брука. Не он, а София убила Расфельда и перетащила в отделение патологии. Это она разделила группу и хотела изолировать свою последнюю жертву: его.

Для этого она оставляла свои загадки – в собственной руке, во рту Расфельда и в пакете Сибиллы.

«Конечно. Мы за ней больше не наблюдали. Один ее вид вызывал боль. Да и зачем?»

Очевидно, первые записки она подготовила заранее, потом уже импровизировала. Ясмин накинула на Софию свой халат, в котором лежали ручка и рецептурные бланки. Ее почерк был почти нечитаемым, потому что ей пришлось писать вслепую. Под покрывалом, которым ее накрыли.

Воспоминания Каспара о событиях последних часов разлетелись на миллионы кровавых осколков и тут же снова собрались в новую ужасающую мозаику.

Вот откуда эти различные методы. Это также объясняло, почему Брук оказал так мало сопротивления в лифте. Он не собирался убивать Софию, а просто хотел ее изолировать. И вернулся со скальпелем, чтобы освободить Каспара – не заколоть его, а развязать. Так было потеряно драгоценное время, за которое София успела нейтрализовать Тома, а затем спуститься в подвал, чтобы инсценировать все в лаборатории.

– Прекрати, пожалуйста, – еще раз попробовал Каспар. – Я знаю, ты считаешь, что я виноват в инсульте нашей дочери. Но все было не так. Ее учительница заподозрила, что она подвергается насилию. Мари рисовала странные картинки, поэтому она мне позвонила. Ты ведь это знаешь. Я загипнотизировал ее, чтобы выяснить, все ли с ней в порядке. И да, что-то пошло не так, но…

«Я Никлас Хаберланд, врач-нейропсихиатр и специалист в области медицинского гипноза, и я совершил ошибку».

– …но причина была не в гипнозе. Я приходил, чтобы объяснить тебе это.

Вот почему он пришел к ней в клинику десять дней назад. Чтобы наконец-то обсудить с ней это. И показать заключение, из которого следовало, что поражения Мари не могли быть вызваны неудачным гипнозом.

«Письмо с заключением Й. Б., Йонатана Брука. Коллеги Расфельда. И эксперта в области инсультов».

Все это он хотел сказать ей, в то время как его бывшая подруга положила ему руку на лоб, а другой вытерла свой кровящий нос, который, видимо, разбила в схватке с Бруком. Или с Ясмин – колотая рана медсестры наверняка тоже была на ее счету.

Невероятно. Он сам пришел в паутину паука. Он даже заблокировал в лифте своего единственного спасителя – с помощью инструмента, на который Софии пришлось обратить его внимание.

Теперь, когда амнезия прошла, он мечтал о потере памяти. Отчего все не могло оставаться таким же необъяснимым, как вопрос, почему Брук вообще оказался с ними в больнице? Почему воткнул себе в шею нож и зачем Софии обязательно было мучить всех остальных женщин?

Почему это могло оставаться неизвестным, в то время как он осознал ужасную вещь: Брук вообще не собирался причинять им зла? Наоборот. Из-за повреждения дыхательных путей он не мог толком объясниться, несколько раз прорычал имя Софии и даже пытался написать его на стекле отделения радиологии собственной кровью. Но они неправильно истолковали все знаки и сопротивлялись, когда он хотел вытащить их из зоны опасности. Подальше от Софии, сюда, в закрытое надежное убежище лаборатории, за дверьми которой по стеклу барабанили не заложники, а освобожденные. И не потому, что звали на помощь, а потому, что хотели предостеречь его от Софии, пока не поздно.

«Я был таким глупым. Таким слепым. Таким наивным».

Каспар открыл пересохший рот. Его глаза слезились, потому что на искусственно расширенные зрачки светил яркий верхний свет. Они болели, потому что он не мог распределить ресницами очищающую слезную жидкость. Свет, как через призму, преломлялся на кончиках его склеившихся ресниц, создавая вокруг милого лица Софии размытую радужную рамку.

И затем к нему вернулся слух.

На короткое мгновение акустическая защитная стена опустилась. Звон в ушах, который Каспар осознал, лишь когда тот пропал, сменился чувственным голосом Софии.

– Чем сильнее ты сопротивляешься, тем глубже упадешь, – сказала она спокойным голосом, уставившись в его неподвижные зрачки.