Инквизитор

– Нопор, – прохрипел Каспар. Несколько произнесенных им слов еще больше напрягли и без того поврежденное дымом горло. Он испытывал невероятную жажду, и часть его мечтала, чтобы Шадек наконец впрыснул ему остаток снотворного и его головная боль наконец-то прекратилась. Но ему нельзя было раскисать, если он хотел выбраться отсюда живым. – София сама дала нам подсказку, – продолжил он и попытался встретиться с Томом взглядом. – Инквизитор погружает их под гипнозом в непробудный сон. В мучительную спираль между сновидением и бодрствованием, из которой они не могут самостоятельно освободиться.

– Гипноз? – недоверчиво повторил Шадек.

– Да.

Отвлечение, шок, удивление, сомнение, замешательство, диссоциация.

Каспар знал факторы, которые по отдельности или вместе приводят к тому, что пациент погружается в состояние, в котором можно извне манипулировать его действиями и мыслями.

– Все, с меня хватит, – проревел Шадек. – Все знают, что невозможно насильно загипнотизировать человека.

– Неправда! – вяло возразил Каспар. Он сделал ошибку и вытянул подбородок вперед. Так как он больше не контролировал свои движения, через полсекунды снова ударился затылком о металлический стол. Новая яркая вспышка пронзила его закрытые глаза и на одно жуткое мгновение высветила картинку из прошлого, которую он с огромным удовольствием тут же бы разорвал. Воспоминание о белокурой девочке, которая мотает головой и дает ему понять, что она против лечения.

«О нет. Что я наделал. Против воли собственной дочери я ее…»

– Голливудские сказки, – услышал он, как завозмущался Шадек. – Безобидные граждане, которых превратили в террористов и которые по приказу подкладывают бомбы, так? Люди, которые кончают жизнь самоубийством, потому что кто-то говорит им «голубая подкова». Что еще ты мне расскажешь, чтобы спасти свою шкуру, а? Это невозможно.

– Возможно, – сказал Каспар. – Я могу доказать тебе. Отвяжи меня.

– Мечтай дальше. – Том снова взялся за шприц.

– Постой, постой. – Поток мыслей в голове Каспара пересек критическую отметку. Дамба, которая обеспечивала возможность коммуникации, грозила прорваться в любой момент. Действительно, традиционная медицина исходила из того, что никого нельзя ввести в транс против его воли. Но что, если жертва не знает, что начался гипноз? Что, если его воля к сопротивлению была сломлена в результате шока, травмы или под влиянием наркотика?

Он хотел рассказать Шадеку о проекте ЦРУ времен холодной войны, в рамках которого изучали идеологическое зомбирование в военных целях и пришли к невероятным результатам. По загадочным причинам он помнил этот Артишок-Меморандум наизусть:

«Под предлогом измерения давления можно уговорить человека расслабиться. Забор крови можно использовать для того, чтобы ввести наркотическое средство. Под предлогом проверки зрения можно заставить человека следить за движением маленькой лампочки или смотреть на свет, во время чего делать вербальные внушения».

Каспар хотел рассказать Тому о витаминных уколах, которые делали подопытным без их ведома и которые на самом деле содержали амитал-натрий; о мистических протоколах Алцнера, которые изменяли подсознание одним своим содержанием; и он хотел процитировать строчки из финального отчета комиссии по этике:

«После пыток и причинения сильнейшей физической боли, особенно до состояния тяжелейшего шока, а также с помощью наркотиков, изменяющих сознание, лабильных людей можно против их воли ввести в гипнотический транс и завладеть их сознанием».

Это и многое другое вертелось у него на языке, но у него не было сил. Усталость парализовала уже его голосовые связки, так что он выдавал только неполные предложения.

– Ты тоже, ты можешь…

– Что?

– …и это тоже.