Ярость

22
18
20
22
24
26
28
30

Сильвия окончательно убедилась, что Анна Катрина убежала отсюда. Она пододвинула стол, а потом разбила окно.

Сильвия услышала шаги и спряталась возле шкафа. Там стояли в основном папки с документами, но вообще внизу пахло как в прачечной или в гладильной.

Сильвия Хоппе осторожно приоткрыла дверь и выглянула через щель в коридор. Ей показалось, что кто-то, согнувшись, несет человека. В ее воображении сразу возникла Анна Катрина, которую тащат куда-то прочь без сознания.

Она рванула дверь и заорала:

– Стоять! Остановитесь! Не двигаться! Полиция!

Прачка-турчанка бросила корзину с бельем и подняла руки вверх. У нее были чудесные черные как смоль волосы с синим отливом и глубоко посаженные, темно-карие умные глаза.

Сильвия Хоппе поняла свою ошибку, но кое-что оказалось гораздо важнее. Одежда из корзины повалилась на пол, и прямо перед ней упали белые хлопковые трусы с ярлыком «Анна Катрина Клаазен».

Сильвия схватила трусы и бросилась мимо изумленной турецкой работницы к лестнице.

Сильвия Хоппе ворвалась в коридор с громкими криками:

– Вы где? Веллер?! Руперт?! Все сходится! Она здесь! Только посмотрите! Тут даже ярлык с ее именем!

Руперт посмотрел на большие белые трусы, ухмыльнулся и спросил Веллера:

– Анна Катрина носит такие? Никогда бы не подумал.

– Нет, – ответил Веллер, – не носит.

Он выхватил трусы и засунул в карман, словно пытаясь защитить интимную жизнь Анны Катрины. А потом пристально посмотрел на доктора Шнеебергера.

Шнеебергер простонал:

– Ну хорошо. Пойдемте в мой кабинет.

* * *

По дороге в Дангаст погода была пасмурной и угрюмой. Во время поездки Инга чувствовала себя прекрасно и выбивала пальцами по рулю ритм песни. Хотя названия ее вспомнить не могла. Это была детская песенка, одна из тех, что иногда пела для нее мама.

В ней словно уживалось два человека. Инга, которая вела машину, следила за тем, чтобы не превышать скорость и соблюдать правила дорожного движения. А другая Инга не обращала ни малейшего внимания на вождение, вновь и вновь переживая события последних часов, наслаждаясь ударом, нанесенным Гроссманну по ногам. Стук его головы по ступеням звучал для нее как барабаны в любимой песне.

Она представляла, как убьет его наконец, освободится и сможет исчезнуть. Призраки прошлого должны умереть, чтобы она могла жить дальше.

Вообще-то, она планировала перевезти его ночью, в темноте. Но в какой-то момент поняла, что больше ждать не может. Ни минуты.