Пророк

Первыми на ум пришли слова «сфокусированное внимание», но это была его тренерская мантра, и он не мог применить ее к Клейтону Сайпсу, отказывался это делать.

— Заинтересовался вашим посланием? — спросил Дин.

— Нет, ему было интересно бросить вызов. То есть бросить вызов самой идее, что я верю в Бога, но он не хотел ограничивать наш спор богословскими вопросами.

— Объясните.

— Это стало личным, — сказал Кент. — Сразу же. Когда я прихожу в тюрьму, то обязательно рассказываю о себе. О своей сестре и о том, как я научился нести свое горе. Рассказывают о своем пути. Но его реакция… — Кент умолк и покачал головой. Он очень хорошо помнил этого человека — обритая голова, накачанные мышцы, разноцветные татуировки на шее и левой руке. — Его реакция обескураживала. Как будто… как будто я что-то в нем разбудил. Пустые глаза, скука на лице, а потом вдруг он… стал оживать. Не знаю, как это лучше описать. С каждым моим словом его интерес усиливался, и это вызывало тревогу. Как будто в нем горел тусклый огонь, когда я вошел, а каждая новая подробность, которую я сообщал, делала его все ярче и ярче, понимаете? В этом было что-то ненормальное.

— Вы просто это наблюдали? Или разговаривали с ним?

— Да, разговор был. После моей речи он попросил поговорить с ним наедине. И приводил необычную причину. Для него было очень важно услышать от меня, что мою веру невозможно сломить.

— Вы не думали, что это его поддерживает?

— Нет, я решил, что он воспринимает это как вызов. Я это точно знал.

— Вы упоминали о Рейчел Бонд?

— Нет. Никогда. Она была ребенком.

Дин нахмурился.

— Письмо свидетельствует об обратном.

— То есть я хочу сказать, что не называл ее имени.

— Но ситуацию обсуждали?

— В некоторой степени.

— В какой?

— В минимальной. — Кент осознал, что становится осторожным, что ведет себя так, словно его обвинили в преступлении, и впервые за все время понял почему. Он чувствовал себя виноватым. То, о чем спрашивал Дин, не относилось к области предположений — это была правда. Клейтон Сайпс проложил путь к Рейчел Бонд с помощью Кента.

— Мне бы хотелось знать подробности…

— Я говорил о прощении, — сказал Кент. — И о семье. Мои обычные темы. Как правило, я делюсь собственным опытом. Но этим летом в моей памяти еще была свежа ситуация с Рейчел и ее отцом. Она испытала такое облегчение, когда у них завязалась переписка… Она заполнила пробел в своей жизни, понимаете? Поэтому я использовал, — он запнулся, недовольный выбором слова использовал, — ее в качестве примера. Многие из тех людей оборвали связь с семьей. По собственной воле или нет. Многие перестали общаться с семьей из-за чувства вины и стыда. Я хотел поговорить об этом, а… ее пример был таким свежим… И подходящим.