– Чего ты боишься? Смерти?
– Не
– Ты почти ничего про нее не рассказываешь, – сказал он.
Рэйчел улыбнулась и прикоснулась к его лицу.
– Ты такой славный, Луис. Я вообще ничего про нее не рассказываю. И стараюсь даже не думать о ней.
– Я был уверен, что на то есть причины.
– Да, есть.
Она умолкла, задумавшись.
– Я знаю, что она умерла… от цереброспинального менингита…
– От цереброспинального менингита, – повторила Рэйчел. – В доме родителей нет ни одной ее фотографии.
– Есть одна фотография в кабинете твоего…
– Да, в папином кабинете. Я о ней забыла. И мама, насколько я знаю, до сих пор носит в бумажнике ее фотокарточку. Она была старше меня на два года. Она заболела… и ее поселили в заднюю комнату… ее спрятали в задней комнате, Луис, словно какой-то постыдный секрет, она там умирала… моя сестра умирала в задней комнате… и это тоже был грязный секрет… моя сестра – грязный секрет!
Рэйчел не выдержала и разрыдалась. Луис почувствовал в ее плаче нотки истерики и мгновенно встревожился. Он положил руку ей на плечо, но она ее сбросила.
– Рэйчел… малышка… не надо…
– Не надо меня успокаивать, – проговорила она сквозь слезы. – И не надо меня останавливать, Луис. Мне хватит смелости рассказать об этом только один раз. И больше к этому не возвращаться. Все равно я сегодня уже не засну, если не расскажу.
– Это было так страшно? – спросил он, хотя уже знал ответ. Это многое объясняло, даже вещи, казалось бы, совершенно не связанные со смертью. Луис вдруг понял, что она никогда не ходила с ним на похороны – даже на похороны Эла Локка, который разбился, врезавшись на мотоцикле в автобус. Луис с Элом вместе учились, Эл часто бывал у них дома, и Рэйчел он всегда нравился. И все же она не пошла на его похороны.
– Да, это было ужасно. Ты даже не представляешь, насколько ужасно. Луис, ей с каждым днем становилось все хуже и хуже, и мы ничего не могли сделать. Ее постоянно мучили боли. Ее тело как будто ссыхалось… втягивалось в себя… плечи сгорбились, лицо заострилось и стало похожим на маску. Ее руки были как птичьи лапки. Иногда мне приходилось ее кормить. Я ненавидела эти минуты, но я никогда не отказывалась, никогда даже не морщилась. Когда боли усилились, ей стали давать обезболивающее… наркотики… сначала слабые, а потом и такие, что она сделалась бы наркоманкой, если бы выжила. Но, конечно, все знали, что она не выживет. Наверное, поэтому она и была… нашей тайной. Потому что мы