Луис еще крепче прижал к себе Гейджа, словно хотел защитить, его ноги начали соскальзывать с кочки.
Голос Джада у него в голове придал ему уверенности. Он решительно шагнул вперед, пошатнулся, но быстро восстановил равновесие. Он не смотрел на лицо – если это действительно было лицо, а не плод его воображения и не сгусток тумана, – но заметил, что оно движется следом за ним, держась всегда на одном расстоянии. А какое-то время спустя оно попросту растворилось в тумане.
Конечно, нет. Это место заполнено духами; буквально забито ими. Стоит лишь оглядеться по сторонам, и ты увидишь такое, от чего точно рехнешься. Но он не станет об этом думать. Ему вовсе незачем об этом думать. Ему вовсе незачем…
Что-то зашевелилось в тумане.
Луис застыл на месте, прислушиваясь… да, что-то двигалось там, в тумане, и оно приближалось. У Луиса в прямом смысле отвисла челюсть, все державшие ее сухожилия вмиг ослабели.
Он в жизни не слышал подобного звука: звук был живым и
(
и снова прижал Гейджа к груди; только теперь до него дошло, что лягушки и птицы умолкли, а в сыром воздухе разлилось густое, тошнотворное зловоние тухлого мяса.
Что бы это ни было, оно было огромным.
Объятый ужасом, Луис запрокинул голову, как человек, следящий за траекторией взлетающей ракеты. Земля содрогалась от топота приближавшегося существа. Раздался треск дерева – не ветки, а целого дерева, – упавшего где-то неподалеку.
Луис что-то увидел.
На миг в белесом тумане проступил сизо-серый неясный силуэт, но он был выше шестидесяти футов. И это была не тень, не бесплотный дух; Луис чувствовал движение воздуха, потревоженного проходом этого существа, слышал грохот его великанских ног и хлюпанье влажной грязи.
На миг ему показалось, что высоко-высоко сверкнули две желто-оранжевые искры. Искры, похожие на глаза.
А потом звук стал затихать. Когда он отдалился, где-то неуверенно вскрикнула птица. Ей ответила другая. Потом в их беседу вступила третья, четвертая, пятая, шестая – настоящий птичий базар. Топот гигантского существа (медленный, но уверенный; и это, наверное, было страшнее всего: ощущение осмысленного продвижения) удалялся на север. Все тише… и тише… и вот его больше не слышно.
Луис наконец сдвинулся с места. В спине и плечах застыла адская боль. Он весь вспотел, от шеи до пяток. Первые весенние комары, только что вылупившиеся и голодные, почуяли его и слетелись на ночной пир.
Он велел себе не глупить. Надо брать пример с Джада и не задумываться о том, что можно увидеть или услышать на этих болотах за Клатбищем домашних жывотных, будь то гагары, огни святого Эльма или вся команда «Нью-Йорк янкиз». Пусть это будет что угодно, лишь бы не твари, проникающие в наш мир из каких-то запредельных пространств. Пусть будет Бог, пусть будет воскресное утро, пусть будут улыбчивые священники-англиканцы в ослепительно белых одеждах… но только не эти ночные ужасы, выходцы с темной стороны Вселенной.
Луис шел вперед с сыном в руках, и земля у него под ногами вновь обретала твердость. Вскоре он вышел к упавшему дереву, чья крона вырисовывалась в редеющем тумане подобно серо-зеленой метелке из перьев, брошенной великаншей-домохозяйкой.