— Рачковский?
— Да. Антон Палыч, то есть профессор Васильев сидел дальше за Миррой. Наверное, его в это время не было. Потому что если бы он был, Мирра про кошмар не мне бы сказала, а ему, они же старые друзья.
В общем, решила Арина, положив трубку, госпожа Литвиненко явно выпадает из списка потенциальных подозреваемых. Как и неведомый, канувший где-то в Берлине Рачковский. Мелодию-то, вероятно, слышали и та, и другой, но, похоже, вряд ли кому об этом рассказывали.
Муж Мирры на том прослушивании не присутствовал, но теоретически супруга могла поделиться с ним впечатлением. И мелодию наиграть могла.
И профессор Васильев — хотя и отсутствовал вроде бы в зале, где проходил творческий конкурс, — все-таки мог что-то слышать. И поделиться мог с кем угодно.
И, что еще хуже (или лучше, как посмотреть), кто сказал, что смертоносная увертюра звучала на консерваторском прослушивании впервые?
Мальчик Юлий мог играть свой опус не только в тишине собственного дома, он мог играть увертюру и покойной матери, и бог весть кому еще — да кому угодно.
Ох, мальчик Юлий, мальчик Юлий! Как же все на тебе сходится! Да, ни мужа Мирры, ни профессора Васильева со счетов сбрасывать пока не стоит. Как и отметать вариант, что с Миррой Михайловной ничего криминального не случилось. Но ты, мальчик Юлий, как ни крути — центральный, ключевой свидетель. Или даже, не дай бог — жертва.
Где же тебя, мальчик Юлий, искать-то, черт побери? Как?
— Куда это ты меня привез?
Опер. усадив ее в угол, только рукой махнул — молчи и не отсвечивай. В этом кафе — полтора квартала от комитета — Арина бывала раза два — но сама по себе. И разница была более чем ощутима.
Хозяйка, полноватая аппетитная брюнетка лет сорока пяти, встретила опера, как давным-давно потерянного и наконец-то найденного сыночка:
— Кирочка! Давненько ты к нам не заглядывал! И девушку какую красивую привел! Не то что… молчу, молчу, молчу.
— Эта красивая девушка, между прочим, следователь. Да еще какой! Так что ты язычок-то придержи.
— Ой, то-то я смотрю, лицо знакомое. Ваши тут нередко обедают. Кирочка, я даже не знаю, и рыбка сегодня, и жаркое, и кулебяка — даже не знаю, что тебе посоветовать, все удалось.
Пока Киреев балагурил с хозяйкой кафе, Арина на скорую руку прошерстила архивы — те, до которых могла добраться.
— Может, и ты поужинаешь? Тут вкусно, — сообщил он сквозь недожеванный кусок мяса.
Арина помотала головой — не хочу.
— Знаешь, чего понять не могу? — продолжал Киреев, не прекращая жевать. — Что-то много тут женщин, ты не находишь? Я ж помню, что ты про серийных рассказывала, женщины — редкость. А тут и возле жертв перед их исчезновением девушка появляется, и Юлий этот тоже с какой-то женщиной разговаривал. Это должна быть одна и та же дамочка, тебе так не кажется?
— Да скорее всего.