— Это пусть психиатры смотрят. Во-первых, насколько он был вменяем, когда совершал убийства. Ну и прогноз, конечно. Восстановится ли он или овощем останется. Удачно вы его…
— Я ничего не… — перебила Мирра. — Он оступился и ударился головой о стену!
— Конечно-конечно. Я даже спорить не стану. Потому что самозащита — она, конечно, неотъемлемое право каждого. Но действительно, зачем плодить лишние сложности?
Мирра слабо улыбнулась. Арина тоже — как будто скрепляя некий договор.
— Знаете, что самое любопытное? Он сейчас разными голосами говорит. То своим, то женским.
— Когда мы там были с Миленой, там все время было темно, но иногда как будто светлело. И голоса. Два голоса, мужской и женский.
— Вот-вот. И соседка слышала, как он ушел с какой-то женщиной. Это нас сбило с толку. Я даже, грешным делом, почти решила, что этот мальчик — последняя, ну то есть центральная жертва. А на самом деле разговор, который соседка слышала, исполнял он сам.
— Раздвоение личности?
— Да ну! Настоящее раздвоение — это очень, очень редко встречающееся расстройство. Не в этом случае. И уж точно, когда он дом свой бросал, то действовал вполне сознательно, ложный след прокладывал. Очень, очень предусмотрительный и, как выражаются профайлеры, организованный. Спускаясь в подвал, люк не просто закрывал за собой, а прилаживал сверху шину, чтобы если кто-то в гараж вдруг зайдет, ничего бы не заметил. Эта шина поверх люка меня, признаться, потрясла до глубины души. Очень осторожный мальчик. Хотя с головой у него, конечно, сильно не в порядке. С таким детством и такой матерью оно и не удивительно.
— Что, музыкальная семья?
— Относительно. Про отца ничего не известно, мать — бывшая балерина. Так, ничего особенного, танцевала в кордебалете, не более того. Но убедила себя в том, что это дети ей карьеру сломали.
— Дети?
— Их было двое. Близнецы, девочка и мальчик. Мальчика она назвала Юлием — видимо, в честь Юлия Цезаря, а девочку Славой. Нет, не Ярославой или Владиславой, а именно Славой.
— По принципу: как вы лодку назовете, так она и поплывет?
— Видимо, так. Но Слава, по рассказам соседей, была дебилка, да еще и припадки ярости у нее бывали. Соседка рассказывает, что советовала матери сдать девочку в специнтернат, но та не слушала. Возможно, надеялась, что все постепенно нормализуется, сейчас не узнаешь — ни в каких архивах девочка не числилась. Свидетельство о рождении отмечено — и все. Сыну же мамочка прочила карьеру великого музыканта, чуть не привязывала к пианино. Хотя он, по словам тех же соседей, и не возражал вроде бы. Занимался — они слышали — как одержимый.
— Действительно одержимый… Хотя странно… Я же его помню на прослушивании — мальчик как мальчик. И разве так может быть? Чтобы один из близнецов нормальный, даже не без способностей, а другой… другая…
— Олигофрения не всегда обусловлена генетическими отклонениями. В данном случае наш патологоанатом предполагает родовую гипоксию или даже асфиксию. Как бы там ни было, детям было около шести лет, когда мать сдала наконец девочку куда полагается. То есть это соседи так думали.
— А на самом деле?
— Когда мы обследовали их дом, собака нашла… Господи, зачем я это вам рассказываю! Вам надо поднимать настроение, а я про ужасы.
— Рассказывайте, — не попросила, потребовала Мирра. — Мне нужно знать, откуда этот кошмар в мою жизнь пришел. Тем более, что я тоже мать.