— Такие большие бывают?
— Еще и не такие бывают. Ты никогда мусор после ремонта не вывозила?
— Понятно… Проклятье!
— Категорически согласен. У Данетотыча, как я понимаю, тоже ничего?
— Все то же самое. Посторонней биологии нет, травм тоже. В районе талии, правда, он что-то такое вроде бы обнаружил, но скорее нечто, чем что-то реальное.
— Следы связывания?
— Не исключено. Хотя настолько слабые, что Данетотыч и сам сомневается. Нет, но какой аккуратный мерзавец!
— Мне жаль, Арин, — голос в трубке звучал почти ласково. — Честное слово!
— Да я понимаю, если бы там хоть что-то было, ты нашел бы. Спасибо, что позвонил. Протоколы потом заберу, толку с них…
— А в дело подшить? Чтобы Чайнику было что предъявлять.
— Вот разве что.
Чайника Арина не боялась — за два года успела привыкнуть, что новый начальник делает все, чтобы «держать вверенный контингент в тонусе», нет повода — просто так нотацию закатит. Например, из-за того, что ты не явился вовремя с ежедневным докладом. Ни допрос ключевого свидетеля, ни даже «внеплановый» труп в качестве оправданий не принимались. Положено — значит, положено. Чтоб не расслаблялись. Иван Никитич никогда себе такого не позволял. Суров был — ну так работа такая, а попусту цепляться ему и в голову бы не пришло. Когда он уходил в отставку, все были уверены, что в его кресло сядет Савонарола — Семен Игнатьевич Савельев — старейший следователь подразделения, педант, зануда и придира. Натуральный Великий Инквизитор. Но дело он знал как мало кто, и работать с ним было, безусловно, можно.
А прислали варяга. Думали, долго не засидится, прыгнет из кресла начальника районного следственного комитета к новым карьерным высотам, но их, видимо, пока не подворачивалось. Даже забавно — третий год красавец нами руководит, а все — «новый начальник». Чайник — он чайник и есть.
Первое, что он — Петр Ильич Чайкин — сделал на новом месте — выбил из хозуправления какие-то неведомые фонды на ремонт собственного кабинета. Обустроил «рабочее» пространство. Только этим Арину и напрягали регулярные «мотивационные беседы»: стоять в кабинете, где ничего, ничегошеньки не осталось от Ивана Никитича, было по-настоящему тошно.
В раздражении она слишком резко дернула связку ключей, которую — вот еще дурная привычка! — крутила в руках, и подвешенный к ней крошечный, полтора на полтора сантиметра кубик Рубика соскочил с разболтавшегося шпенька, выскользнул из-под пальцев, весело проскакал по столу и спрыгнул на пол.
Кубик было жалко. Виталик, тогда еще будущий муж, подарил его Арине в стародавние времена. Вздохнув, она поднялась, обозрела на всякий случай заваленную бумагами столешницу — может, упрямый брелок и не падал на пол, может, спрятался в бумажных завалах? Но увы. На столе ничего не пестрело. И прямо под ногами тоже.
Арина задвинула свое кресло под стол, присела между стеной и его спинкой, огляделась. Но яркого разноцветного пятнышка было не видать нигде. Не хватало еще, чтобы под сейф закатился! Рука туда не пролезет, и что делать? По закону подлости кубик наверняка именно под сейф и закатился! Но, может, все-таки нет?
У приличных девушек, бормотала она себе под нос, шаря ладонью там, куда не достигал взгляд, у приличных девушек в одном из ящиков стола непременно вязание лежит — чтобы время коротать между офисными чаепитиями. А в вязании — спицы. Спицей под любым сейфом можно пошуровать. А у тебя во всех ящиках — сплошные служебные материалы (те, которые не обязательно в сейф складывать). И никаких спиц!
Неловко извернувшись, она опустила голову к самому полу — над лопаткой стрельнуло — и одновременно не столько услышала, сколько почувствовала: в кабинете кто-то есть. В животе ледяной тяжелой каплей завозился страх Это было глупо, очень глупо. Паникерша! Какой-такой злоумышленник сумел пробраться в глубину занимаемого следственным комитетом здания? Да еще именно в ее кабинет?
И все-таки тут кто-то был. Стоял прямо перед ее столом — она видела ноги в кроссовках.