Майнеры

Ларин вернулся к трибуне, где его ожидала обеспокоенная Саша Савельева.

– Ничего страшного, спросил, сколько минут длится тайм.

– А мне показалось, вы давали какие-то деньги.

– Это было домашнее задание, – сказал Ларин. – Для отстающих.

Раздался свисток, болельщики замахали шарфами, кто-то горланил в футбольную дудку, Валерик отскочил от мяча. Право первого розыгрыша получили белые, Житко отдал пас, который тут же в длинном выпаде перехватил Илья Теплухин, неплохой парень из 11 «Б», хорошист. Он понесся к воротам противника по левому флангу, смешно размахивая руками. Где-то по центру у ворот белых кричал Скоков. Позади игрок белых схватил его за майку, не давая дернуться.

У Теплухина быстро отобрали мяч, игра потекла с темпом, который присущ дворовым матчам непрофессиональных команд, – рваным, грязным, жестким, со множеством нарушений, потоком нецензурной брани, ударами по ногам, нелепыми и болезненными подкатами.

К концу первого тайма, который продолжался полчаса, Житко еле ходил. Его мускулы висели на нем бесполезным грузом, а прокуренные легкие не давали организму насытиться кислородом. Хворост успел провести парочку неплохих атак, наверняка папаша был рад, но забить не смог, первый раз Житко просто снес его с ног, перепутав футбол с регби (и получив желтую карточку). Второй раз, дойдя до ворот, Хворост ударил, но попал голкиперу белых прямо в лицо, отчего штанга окрасилась в кровавый цвет, а травмированного игрока пришлось заменить.

Белые заметно сникли. Темп упал, показушные рывки и пробежки, рассчитанные на восхищение девушек, иссякли, стало ясно – взять противника нахрапом не выйдет и второй тайм будет еще труднее.

Во время тайм-аута на весь стадион раздавался мощный голос Житко:

– Эй, ну что за херня! Если вы будете ходить как мухи, мы сольем этот матч! Ну-ка начали шевелиться, бараны!

– На себя посмотри, – ответил ему кто-то.

– Что?! Кто это сказал?

Никто не рискнул выйти.

Команды поменялись воротами, и теперь Хворост-старший размахивал руками возле левых ворот, он что-то чертил на большом листе невесть откуда взявшегося ватмана, делая длинные пассы карандашом.

– А ты сюда! – доносился его голос, – слышишь, Андрей? Когда этот, как тебя? Сева? Вот когда Сева закрывает собой жирного, Стас помогает ему второй линией, держите его, как сможете, потому что вся команда ему в рот смотрит. Выведите его в центр и держите, а полузащитники по флангам; Денис, у тебя ускорение отличное, видишь, что жирный в капкане, лети к воротам, а вы, – он ткнул пальцем на двух центральных, – перебрасывайте ему мяч, без дриблинга, не нужны эти ваши финты, потому что они вам ноги переломают, понятно?

Удивленные лица закивали: что и говорить, совет профессионала, который ложился «в масть», воспринимался как откровение, удесятеряя силы команды.

Ларин заметил, что Савельева пытается уловить каждое слово Хвороста-старшего, долетающее до трибун, как будто она сама сейчас бросится помогать команде и от ее действий зависит исход игры. Она буквально подпрыгивала на скамейке и, когда прозвучал свисток, вся сжалась, полностью включившись в игру.

Ларин тоже отдался действу. Стоило признать – тренер из Хвороста-старшего выходил отличный: он видел – команда почти ничего не умеет, и все же двумя-тремя словами смог направить их так, что даже те слабые задатки, которыми они обладали, вдруг раскрылись как по мановению волшебной палочки. В детстве и юношестве Ларин играл в волейбол и прекрасно знал: только любящий свое дело тренер умеет мотивировать команду на невозможное.

Теперь полем владели синие. Игра шла в основном на половине белых: настроение в стане 11 «А» катилось под откос.

Стоя у кромки поля с неизменной бутылкой, Успенский орал на Житко, позабыв, что тот гораздо сильнее.