Накрыл на веранде. Выставил оливки, обычные и вяленые, сельдерей, головку качокавалло и еще шесть блюд: одно с анчоусами, одно с мелкими кальмарчиками, одно с осьминожками, одно с каракатицами, одно с тунцом и одно с морскими улитками. Каждое шло со своей заправкой. И что-то еще осталось в холодильнике.
После чего принял душ, переоделся и решил позвонить Ливии: ему позарез было нужно услышать ее голос. Может, чтобы набраться мужества перед встречей с Адрианой? Ответил все тот же женский голос, сообщив, что вызываемый абонент недоступен.
Недоступен! Какого хрена это вообще значит?
Почему Ливия избегает его как раз тогда, когда больше всего ему нужна? Неужели до нее не дошли его молчаливые сигналы SOS? Возможно, синьорина очень уж увлеклась разными забавами, или, вернее сказать, утехами, на которые не поскупился кузен Массимильяно? И пока он чем дальше, тем больше вскипал от ярости, сам не зная, муки ревности тому причиной или уязвленная гордость, в дверь позвонили. Он не сдвинулся с места. Второй звонок, подольше.
Лишь тогда наконец Монтальбано, весь в поту, поплелся открывать, чувствуя себя чем-то средним между приговоренным к смерти, влекомым на электрический стул, и пятнадцатилетним подростком на первом в жизни свидании.
Адриана, в джинсах и блузке, легонько чмокнула его в губы с такой непринужденностью, будто они сто лет знакомы, и проскользнула мимо него в дом.
Как получается, что в такую жару эта девушка неизменно благоухает свежестью?
– Это было нелегко, но я все-таки пришла! Знаешь, я слегка взбудоражена. Показывай!
– Что?
– Свой дом.
Она тщательно обошла весь дом, комнату за комнатой, как будто собиралась его снять.
– С какой стороны ты спишь? – спросила она, когда они подошли к кровати.
– С той. А что?
– Ничего. Просто спросила. Как зовут твою девушку?
– Ливия.
– Откуда она?
– Из Генуи.
– Покажи фотографию.
– Чью?
– Твоей девушки, чью ж еще?