Огромные лопасти вентилятора на потолке в траттории вращались, создавая приятную прохладу, – можно было хотя бы сидеть спокойно, не беспокоясь, что трусы и рубашка прилипнут к коже. Кормили хорошо, как и ожидалось.
Садясь в машину, Монтальбано подумал, что если на момент отъезда из дома надежда была тоньше волоска, то теперь, по возвращении, она разбухла до размеров полноценной веревки.
Для виселицы.
Зверски фальшивя, он затянул «О, Лола» из «Сельской чести».
Добравшись до Маринеллы, комиссар принял душ, переоделся и помчался в отделение. Его трясло от нетерпения, лихорадило, любая помеха бесила.
– Ой, синьор комиссар! Тут звонил…
– Начхать мне, кто звонил. Фацио ко мне, срочно.
Включил вентилятор. Фацио примчался бегом – видать, извелся уже от любопытства.
– Заходи, закрой дверь и садись.
Фацио послушно присел на краешек стула, жадно уставившись на комиссара, будто охотничий пес.
– Знаешь, что вчера в Пунта-Раизи была забастовка, из-за которой наотменяли кучу рейсов?
– Нет, не знал.
– По местным новостям передавали.
Брехня, конечно, но ему не хотелось признаваться, что он узнал это от Адрианы.
– Ну ладно, комиссар, была забастовка. Кто в наше время не бастует? А нам-то что?
– То что надо.
– Понял, комиссар. Вы решили издалека зайти, потомить меня на медленном огне.
– А сам сколько раз так делал?
– Ладно, считайте, что отыгрались, только не молчите.
– Так вот, услышал я про забастовку, но поначалу не придал этому значения. А потом мало-помалу в голове стала складываться некая версия. Я хорошенько над ней поразмыслил, и внезапно все встало на свои места. Ясно как день. Так что с утра пораньше я выехал в Пунта-Раизи. Надо было проверить, подтвердится ли эта изначальная версия.