Едва за Фацио и Спиталери закрылась дверь, как Монтальбано позвонил прорабу. Надо было перехватить его до того, как тому позвонит Спиталери и даст указания, что отвечать.
– Дипаскуале? Это комиссар Монтальбано. Сколько вам нужно времени, чтобы доехать до полицейского участка в Вигате?
– Полчаса максимум. Но это бессмысленный вопрос, я сейчас никак не могу приехать, у меня работа.
– У меня тоже работа. И она состоит в том, чтобы вызвать вас сюда.
– Я еще раз повторяю, что не могу.
– Может, вы хотите, чтобы вас увезли с помпой, на машине с мигалкой, прямо на глазах у рабочих?
– Но что вам от меня нужно?
– Сейчас вы приедете и удовлетворите свое любопытство. Даю вам двадцать пять минут.
Он управился за неполных двадцать две. Для скорости даже переодеваться не стал, так и явился в заляпанной известкой робе. Дипаскуале оказался дядькой лет пятидесяти с совершенно седой головой, но черными усами. Низенький и коренастый, он упорно смотрел вниз, а не на собеседника, а когда поднимал глаза, они были мутные.
– Не пойму, сначала вы синьора Спиталери вызвали из-за того араба, теперь меня из-за этого дома в Пиццо.
– Я вас вызвал не из-за дома в Пиццо.
– Нет? А почему тогда?
– По поводу смерти того строителя, араба. Как его звали?
– Не помню. Но это ж несчастный случай! Он пьян был в стельку! Они ж с утра глаза заливают, а уж в субботу тем более! Комиссар Лоцупоне так и написал в заключении…
– Бог с ним, с заключением моего коллеги, расскажите мне в точности, как было дело.
– Но я уже и судье рассказывал, и комиссару…
– Бог троицу любит.
– Ну ладно. В ту субботу в полшестого мы закончили работать и разошлись. В понедельник утром…
– Вот тут остановимся. Вы не заметили, что араба нет?
– Нет. Что мне, перекличку устраивать?