Монтальбано едва удержался от смеха. Перед его мысленным взором предстала картинка: голый Мими, распростертый на ковре, и Джованнини, наступающая каблуком ему на спину… Ох уж эти сексуальные фантазии прокурора Томмазео! Бедняга не знал женской ласки! Должно быть, когда он думал о Джованнини, глаза у него затягивала пелена, руки дрожали, а в уголках рта появлялась слюна.
– Значит, пришла вчера ко мне. Кричит, что мы держим ее судно в порту без всяких на то оснований, что это переходит все границы, что мы злоупотребляем своим положением, что они не имеют никакого отношения к убийству, они всего лишь подобрали труп… По правде говоря…
– Что вы решили?
– О том и речь. Я готов дать им возможность покинуть порт в любое время.
– А я бы…
– Монтальбано, у нас нет оснований их задерживать. Я уверен: ни она, ни кто-либо из членов экипажа не причастны к преступлению. Если вы думаете иначе, скажите. Но аргументированно. Итак, я вас слушаю.
Поскольку прокурор Томмазео ничего не знал о лже-Ванессе и подозрениях комиссара, он был совершенно прав.
Но нельзя позволить им уйти прямо сейчас.
– Можете ли вы дать мне еще два дня?
– Один – максимум. Поймите, больше никак. Но объясните, зачем?
– Могу я зайти к вам?
– Хорошо, буду ждать.
Придется обойтись одним днем. Он повесил трубку и попросил привести Шайкри.
Всего один день. Но если Мими расстарается, возможно, синьора Джованнини задержится и на неделю.
Тунисец Ахмед Шайкри двадцати восьми лет походил на обычного сицилийского моряка. У него были умные глаза, уверенный вид и какая-то естественная элегантность.
Монтальбано он сразу понравился.
– Останься, – попросил комиссар Фацио, который намеревался выйти из кабинета. – Садитесь, Шайкри.
– Спасибо, – вежливо поблагодарил тунисец.
Не успел Монтальбано начать разговор, как Шайкри его опередил:
– Прежде всего я хотел бы искренне попросить прощения у присутствующего здесь инспектора за то, что его ударил. Прошу, примите мои извинения. К сожалению, от вина…