Будет кровь

22
18
20
22
24
26
28
30

– Если не разболеешься окончательно.

– Не разболеюсь…

– Я скажу детям, что у тебя все в порядке, – задумчиво проговорила Люси, как бы размышляя вслух. – Незачем волновать и их тоже.

– Да, хорошо…

– Что хорошего, Дрю? Это какой-то пипец. – Люси ненавидела, когда Дрю ее перебивал, но вечно перебивала его сама. – Я хочу, чтобы ты это знал. Если ты подвергаешь себя опасности, то подвергаешь опасности и нас тоже.

– Извини…

– Как продвигается книга? Надеюсь, что хорошо. Надеюсь, оно того стоит.

– Продвигается просто отлично.

Он уже не был в этом уверен, но что еще он мог сказать? Опять начинается прежнее дерьмо, Люси, а вдобавок я еще и заболел? Вряд ли это ее успокоит.

– Хорошо. – Она снова вздохнула. – Ты, конечно, придурок, но я все равно тебя люблю.

– Я тебя тоже лю… – Снова взвыл ветер, и в доме стало темно, только сквозь окна сочился тусклый, размытый свет. – Люси, у меня только что отрубился свет.

Его голос звучал спокойно, и это было хорошо.

– Посмотри в сарае, – сказала она. – Там должна быть керосиновая лампа…

В трубке опять затрещало, и на этот раз треск сменился глухой тишиной. Дрю положил трубку на место. Теперь он остался совсем один.

20

Он надел старую заплесневелую куртку, висевшую на крючке у двери, вышел на улицу и принялся пробиваться к сараю сквозь сплошной дождь и вечерний сумеречный свет. По дороге ему пришлось вскинуть руку, чтобы отмахнуться от летящей на него ветки. Может, все дело в болезни, меняющей восприятие, но казалось, что ветер уже набрал скорость не меньше сорока миль в час. Дрю долго возился с ключами, холодная дождевая вода затекала за шиворот, несмотря на поднятый воротник куртки. Первые три ключа не подошли, и только четвертый открыл висячий замок на двери сарая. Дрю снова пришлось покрутить ключ в замке, чтобы он повернулся. К тому времени, когда замок наконец поддался, Дрю промок насквозь и раскашлялся.

Даже с распахнутой настежь дверью в сарае было темно, но света все же хватило, чтобы разглядеть бензопилу на столе в дальнем углу. Там же лежали еще две обычные пилы, одна из них двуручная, и это было хорошо, потому что бензопила, кажется, никуда не годилась. Желтая краска на корпусе почти скрылась под древними наслоениями застывшей смазки, режущая цепь проржавела насквозь, да и Дрю вряд ли хватило бы сил, чтобы как следует дернуть за пусковой трос.

Зато Люси оказалась права насчет керосиновой лампы. На полке слева от двери нашлось даже две лампы – и галлоновая канистра с керосином, – но одна лампа была испорчена: плафон разбит, ручки нет. Вторая была вполне целой. На форсунках уже висели калильные сетки, что было замечательно. Сейчас, с температурой и трясущимися руками, он вряд ли сумел бы их прицепить. Надо было подумать об этом раньше, мысленно отругал он себя. И вообще, надо было уехать домой. Когда еще можно было уехать.

Дрю поднес канистру поближе к свету и увидел записку, прикрепленную к ней скотчем. Там было написано папиным почерком с наклоном влево: «ДЛЯ КЕРОСИНОВОЙ ЛАМПЫ. БЕНЗИН НЕ ЛИТЬ!» Он встряхнул канистру. Вроде бы полная наполовину. Маловато, конечно, но хватит, чтобы продержаться три дня. Если расходовать керосин экономно.

Он отнес в дом канистру и целую лампу, хотел поставить на обеденный стол, но передумал уже в процессе. У него тряслись руки, он наверняка что-то прольет, когда начнет заливать керосин в резервуар. Он поставил лампу в кухонную раковину, снял промокшую куртку и уже собрался заправлять лампу, но тут его пробил кашель. Причем такой сильный, что Дрю буквально рухнул на ближайший стул и всерьез испугался, что сейчас грохнется в обморок. Снаружи завывал ветер. Что-то упало на крышу. Видимо, ветка, и, судя по звуку, гораздо больше и тяжелее, чем та, от которой он отмахнулся по дороге к сараю.

Когда кашель прошел, Дрю отвинтил крышку на топливном резервуаре керосиновой лампы и принялся искать воронку. В кухне ее не нашлось, и он соорудил импровизированную воронку из полоски фольги. От паров керосина в горле опять запершило, но он сумел сдержать кашель, пока не наполнил весь резервуар. И только потом плюхнулся грудью на стол, прижал руку к горячему лбу и опять долго кашлял, почти задыхаясь.