Будет кровь

– Да. Тогда ты можешь верить в существование демонов, и экзорцизм – вполне обоснованная на них реакция, и действительно есть злобные души…

– Призраки, – вставляет Холли.

– Они самые. Не говоря уже о проклятьях, которые работают, и ведьмах, и диббуках, и всем прочем. Но в колледже все это, конечно, высмеивалось. Впрочем, Бог Отец тоже высмеивался.

– Или Бог Мать, – строго говорит Холли.

– Да, конечно, но если Бога не существует, думаю, род его значения не имеет. Значит, остается внутреннее зло. Все эти уроды. Мужчины, забивающие детей до смерти. Маньяки вроде Брейди гребаного Хартсфилда, этнические чистки, геноцид, девять-одиннадцать, террористические атаки вроде сегодняшней.

– Так они говорят? – спрашивает Холли. – Террористическая атака? ИГИЛ?

– Это предполагается, но никто еще не взял на себя ответственность.

Теперь Джером поднимает другую руку к другой щеке, вновь слышится шуршание, и не стоят ли в его глазах слезы? Холли думает, что да, а если плачет он, заплачет и она, ничего не сможет с собой поделать. Печаль заразна, вот незадача.

– Но видишь ли, все эти рассуждения о внешнем или внутреннем зле, Холли… Я не думаю, что есть какая-то разница. А ты?

Она думает о том, что знает, о том, через что прошла с этим молодым человеком, Биллом и Ральфом Андерсоном.

– Да. Я с тобой согласна.

– Я думаю, это птица, – продолжает Джером. – Большая птица, мерзкая и заиндевело-серая. Летает там, здесь, везде. Залетела в голову Брейди Хартсфилда. Залетела в голову того парня, что расстрелял людей в Лас-Вегасе. Эрик Харрис и Дилан Клиболд – птица залетала и к ним. Гитлер. Пол Пот. Она залетает к ним в головы, а после «мокрухи» улетает. Мне очень хочется поймать эту птицу. – Он сцепляет пальцы, смотрит на нее – и да, в его глазах слезы. – Поймать и свернуть ее гребаную шею.

Холли выходит из-за стола, опускается рядом с ним на колени, обнимает его. Объятие выходит неуклюжее, он сидит на стуле, но результат достигнут. Когда он говорит вновь, прижавшись к ее щеке, она чувствует покалывание его щетины.

– Собака мертва.

– Что? – Холли едва разбирает его слова между всхлипами.

– Везунчик. Золотистый ретривер. Не получив выкупа, похититель полоснул пса ножом и бросил умирать в придорожную канаву. Кто-то его заметил, еще живого, и отвез в ветеринарную больницу Эберта в Янгстауне. Там он прожил еще, может, полчаса. Они ничего не смогли сделать. Не повезло ему.

– Ничего, – говорит Холли, похлопывая Джерома по спине. У нее тоже текут слезы и сопли. Она чувствует, как они бегут из носа. Фу-у-у. – Ничего, Джером. Все хорошо.

– Нет. Ты знаешь, что нет. – Он подается назад и смотрит на нее, щеки у него мокрые и блестящие, бородка напиталась влагой. – Вспороть хорошей собаке живот и бросить умирать в канаву с вывалившимися внутренностями. И знаешь, что произошло потом?

Холли знает, но качает головой.

– Птица улетела. – Рукавом Джером вытирает глаза. – Теперь она в чьей-то еще голове, прекрасно себя чувствует, а нам остается только ждать, когда ударит в следующий раз.