Шоссе в никуда

22
18
20
22
24
26
28
30

— Сядь! — рявкнул оперативник, коснувшись пальцами рукоятки пистолета. — Сядь, я сказал.

Рыбин медленно опустился на стул, не сводя злого, напряженного взгляда с правой руки Зубарева. Оперативник удовлетворенно кивнул и, отступив на шаг в сторону, снял трубку с телефона и набрал короткий внутренний номер.

— Марков, пришли ко мне бойца в кабинет по-быстрому, — скомандовал он собеседнику, — задержанного пусть заберет. Да, пока на три часа оформи его как неустановленного, потом следователь приедет, разберется.

Вернув трубку на место, Зубарев взглянул на Лунина и улыбнулся.

— Ну что, если дело выгорит, с меня компот. Литр!

— Нет, — покачал головой Илья, — одним компотом ты здесь не обойдешься.

* * *

Илья взглянул на часы, и на его лице заиграла довольная улыбка. Первая половина дня благополучно близилась к своему завершению. Через полчаса начнется обеденный перерыв, затем еще полдня, и все, рабочая неделя окончена. Но если до конца трудовой пятницы надо было еще продержаться некоторое время, то до обеда оставалось совсем ничего. Илья улыбнулся еще шире и сглотнул наполнившую рот слюну. Светочка обещала зайти сразу же, как только уедет Хованский, а он всегда уезжал обедать в одно и то же время, без трех минут час. Светочка никогда не приходила с пустыми руками, наверняка и сегодня она принесет уже хорошо знакомый большой пластиковый контейнер с плотно закрывающейся крышкой. Илья знал, чтобы ее открыть, надо разомкнуть четыре тугие защелки, по одной на каждой стороне, и тогда в нос сразу же ударит аромат чего-то бесконечно вкусного и, как это ни удивительно, непременно чего-то такого, что Лунин еще не пробовал. Каждый день, вот уже два месяца, Лунин ждал того момента, когда, открыв крышку, он сможет с хитрой улыбкой произнести притворно разочарованным голосом: «Ах, это… опять?» — но каждый раз Светочка ухитрялась приятно удивить и лунинское воображение, и его же желудок.

«Интересно, что там будет сегодня, под этой крышкой с тугими защелками?» — именно с этой мыслью и улыбкой, окончательно расползшейся от одной порозовевшей щеки к другой, Лунин встретил ворвавшегося в кабинет Ракитина.

— Сидишь, лыбу давишь? — Ракитин плюхнулся на стул и возмущенно уставился на Илью.

— В отличие от тебя, Сергей, работа доставляет мне эстетическое наслаждение, — не переставая улыбаться, отозвался Лунин, — хотя, я так понимаю, этого наслаждения ты хочешь меня лишить.

— Я б тебя не наслаждения, я б тебя и с работы попер, будь моя воля, — возбужденно заявил Ракитин, — ты что же мне такую подлянку устроил? Вроде я тебе и денег не должен, и на ногу не наступал… Чего не так, Лунин?

— А что именно не так? — Илья перестал улыбаться, поняв, что произошло действительно что-то серьезное.

— А все не так, — обреченно махнул рукой Ракитин, — я вот только не знаю, мне прямо сейчас пойти к Хованскому и доложиться или уже после обеда.

— После обеда в любом случае лучше, — не раздумывая, отозвался Лунин, — а еще лучше до вечера дотянуть, тогда у шефа времени на разнос меньше будет, а к понедельнику, глядишь, уже и подобреет. Так, а случилось-то что?

— Рыбин не мог девятого августа убивать Веретенниковых, — равнодушным голосом обреченного произнес Ракитин, — у него алиби.

— Это как? — оторопел Лунин. — Он же до этого в Новосибирске был, сам признался.

— Признался, — грустно выдохнул Серега, — в чем он тебе признался?

— В том, что был в Новосибе, да и камера его машину засекла, тут уж никак не отвертишься.

— Вот на камерах мы и погорели, — усмехнулся Ракитин. — Нет, с Новосибом все нормально, там без вопросов. Машина была, он был. Только было это, Лунин, шестого числа и седьмого. А восьмого они оба — и машина, и сам Рыбин — вернулись в Среднегорск.

— И кто это подтверждает? — на всякий случай спросил Илья, понимая, что, если бы Рыбин не смог подтвердить свои показания чем-то более существенным, Серега не сидел бы сейчас напротив с таким убитым видом.