Шоссе в никуда

Василий Захарович приподнял один из кусков линолеума, лежавших на проложенных в саду дорожках. На все дорожки линолеума не хватило, и кое-где вместо него лежали черные куски резины, которые дед раздобыл неведомо где. О том, что дорожки можно выкладывать тротуарной плиткой, да и про саму тротуарную плитку в те годы еще никто слыхом не слыхивал, а ходить по кускам резины и обрезкам линолеума было удобно, особенно после дождя, всяко грязи потом в дом меньше натаскаешь.

Отбросив линолеум в сторону, Василий Захарович присел на корточки.

— Собирай наживку. Где твоя банка?

И действительно, под плотным прорезиненным покрытием прятался пяток здоровенных дождевых червяков. Илюша просиял от восторга. Пять за раз! И это только под одним куском дорожки. А таких кусков в саду не один десяток наберется, и в огороде еще есть между грядками. Так и банки не хватит.

— Дорожки только потом на место верни, — наставительно сказал дед, а то нам обоим на орехи достанется.

То, что достаться им обоим может от бабушки, Илюша догадывался, хотя при чем тут орехи, было ему не очень понятно. В любом случае бабушку расстраивать не стоило, это было ясно, да и по выстеленным как следует дорожкам ходить удобнее, так что, набрав полную банку быстро перемешавшихся в единый шевелящийся клубок червей и присыпав в нее немного сырой земли, чтобы червям было комфортнее дожидаться неминуемой гибели, Илюша аккуратно расстелил куски линолеума и резины в том порядке, в каком они лежали ранее.

На рыбалку они с дедом собирались вовсе не потому, что надеялись вернуться с приличным уловом. Ничего путного в пруду давным-давно не водилось. Небольшие, целиком помещавшиеся на дедовой ладони окуньки, такого же размера караси и еще меньшая плотва, вот, пожалуй, все, чем мог порадовать старый заросший пруд. Говорили, правда, что в омуте у обрывистого, ближнего к лесу берега живет здоровенный сом и якобы кое-кто видел, как он бил по воде мощным черным хвостом. Василий Захарович к видевшим сома счастливцам относился с недоверием и называл их странным словом «забулдыги», однако сам Илья в сома верил и даже питал слабую надежду поймать его на свою, сделанную дедом из ветки орешника, удочку. Хотя, конечно, главным было не это. Главным было желание сидеть рядом с дедом в утренней тишине вдвоем на берегу пруда и наблюдать за неподвижно дремлющими на водной глади поплавками, самолично изготовленными дедом из гусиного пера. Что может быть лучше? Разве что увидеть, как твой поплавок неожиданно, ведомый некой скрытой под водой силой поплыл в сторону, а затем вдруг дернулся вниз, вынырнул и вновь скрылся в темной воде. В такие мгновения важно не зазеваться, а уверенно, под одобрительный возглас деда подсечь и вытянуть попавшуюся на крючок добычу на берег. Зачем шел на рыбалку дедушка, маленький Илюша не знал, но ему почему-то казалось, что деду тоже приятно сидеть рядом с внуком и смотреть на замерший без движения поплавок. От этой мысли Илюше становилось радостно, и он улыбался, когда перед сном чистил зубы, раздевался, складывая одежду на стоявший у кровати деревянный стул, накрывался с головой одеялом. В тот день он так и уснул, улыбаясь.

Как и договаривались, разбудил дед его рано, в половине пятого. Наскоро выпив крепкого сладкого чая, прихватив удочки, консервную банку с полудохлыми дождевыми червями и заготовленный с вечера бабушкой кулек с бутербродами, они двинулись к пруду. Идти было совсем недалеко. Всего три дома до края деревни, затем обогнуть последний участок, пройти вдоль вытянувшегося почти до самого пруда картофельного поля, перейти по узкой насыпной плотине на дальнюю сторону пруда, ближе к лесу, там, где было меньше коровьих лепешек, и ты на месте.

Несмотря на то что начало июля, как в принципе и подобает этому времени года, выдалось жарким, с утра было достаточно прохладно, а от пруда в сторону деревни тянулось белесое тяжелое облако тумана. Василий Захарович, быстро изготовив свою удочку, достал из банки червя и насадил его на крючок. Метнувшуюся в воздухе леску проследить взглядом было невозможно, и Илюша увидел лишь плюхнувшийся далеко от берега в воду поплавок, от которого во все стороны по воде пробежала и тут же угасла едва заметная рябь. Сам Илья с удочкой возился гораздо дольше, в последний момент ему стало жалко червяка, свернувшегося в петлю на ладони и, возможно, ожидавшего того, что его отпустят на свободу, дальше ковырять свои ходы в черной жирной земле. Пересилив себя, Илюша воткнул крючок в извивающееся тело и, повторяя движение деда, постарался закинуть удочку как можно дальше. К его радости, поплавок упал в воду довольно далеко от берега, хотя, конечно, ближе, чем у деда.

— Ну что, можно и посидеть теперь, — улыбнулся Василий Захарович, — подожди, трава по утру мокрая.

Дед расстелил поверх покрытой холодной росой травы прихваченный им из дому небольшой кусок брезента. Они уселись на этот брезент рядом друг с другом и стали молча смотреть на точно так же молча наблюдающие за ними поплавки. Поначалу Илюше очень нравилось это занятие, нравилась заполнявшая все вокруг тишина, нравился туман, тихо струящийся вдоль берега, нравилось касаться руки деда своим плечом. Но вскоре то ли из-за отсутствия каких-либо событий, то ли из-за того, что встал он непривычно рано, Илюша почувствовал, что глаза его сами собой закрываются. Прижавшись к деду, Илья тихонько задремал и не сразу понял, что прозвучавший над ухом возглас обращен именно к нему.

— Давай, давай, давай! — затараторил Василий Захарович. — Подсекай же!

Илья открыл глаза. Поплавок телефонной трубки неподвижно покоился на зеркальной глади отполированной столешницы. Лунин протянул руку и, сняв трубку с телефона, начал набирать указанный в ответе на запрос номер. Когда в трубке после нескольких долгих гудков наконец ответили, Илья улыбнулся и спросил как можно вежливее:

— Крылову Викторию Сергеевну я могу услышать?

Глава 8

Закончив разговор с коллегой из московского управления следственного комитета, Лунин вернул трубку на место и, закинув руки за голову, некоторое время сидел, уставившись в противоположную стену кабинета. На стене, как и всегда, не было ничего интересного, поскольку, кроме однотонных светло-бежевых обоев, на ней не было вообще ничего, но это не помешало Лунину, внимательно рассмотрев стену, произнести многозначительное «Так-так!», после чего улыбнуться и вновь сказать «Так-так!», вложив в это короткое сочетание букв максимум понимаемого только им самим смысла.

Судя по всему, следователь Крылова отнеслась к просьбе своего среднегорского коллеги достаточно серьезно, а возможно, она просто была человеком ответственным. Письмо по электронной почте пришло даже быстрее, чем ожидал Илья. Лунин, внимательно вглядываясь в экран, дважды прочитал текст самого письма, затем раскрыл прилагавшиеся к нему документы. Вложений было достаточно много. Илья методично, одно за другим просматривал их, пока не остановился на одной из присланных Крыловой фотографий. Тщательно изучив снимок, Лунин вновь пробормотал ставшее уже привычным «Так-так!», вышел из кабинета и, как обычно заперев дверь на два оборота, направился по длинному узкому коридору управления. Илье нужно было кое-что взять у Ракитина.

Несколько минут спустя, вернувшись к себе в кабинет, Лунин положил на стол взятый у Ракитина снимок, затем включил компьютер и долго сравнивал лежащую на столе фотографию с изображением на мониторе. Не придя к однозначному выводу, он распечатал присланный из Москвы документ, после чего взял оба листа в руки и поднес их ближе к глазам. Лист, только что вынутый из принтера был еще теплым, как бывает теплым тело уже умершего человека. Изображенный на остывающем листе человек тоже был уже умершим, как, впрочем, и человек на второй фотографии.

Отложив снимки в сторону, Лунин достал смартфон и, порывшись в контактах, нашел нужный номер.

— Слушаю вас. — Голос в телефоне звучал приветливо.