Единственный ребенок

22
18
20
22
24
26
28
30

Все его чувства враз смешались. Разум словно отделился от тела. Он инстинктивно понял, что очень скоро умрет. С каждым выдохом кровь, скопившаяся где-то глубоко в легких, плевками выталкивалась из раны. Его прошиб булькающий кашель. Дышать становилось все трудней и трудней. Вытекающая из бока кровь лужей разливалась вокруг него по полу.

Зрение окутал туман, но Ли Бёндо все же изо всех сил держал глаза открытыми. Увидел, как девочка подступает ближе — глаза ее были полны любопытства. Его кровь подползала прямо к ее ногам. Ощутив свою полную беспомощность, он отрешенно улыбнулся.

Внезапно перед глазами у него ярко вспыхнуло. Он лежал на полу, глядя на этот ослепительный свет. Должно быть, опять включили электричество — люминесцентная настольная лампа резала глаз.

Он увидел, как Сонгён останавливает девочку, не давая ей подойти еще ближе, а потом берет ее за руку и отступает назад. Потянулся было, чтобы его тоже взяли за руку, но уже не было сил даже просто поднять веки.

Ли Бёндо всегда считал, что смерть — это ничто, это когда все просто подошло к концу: тьма, исчезновение. Да, именно так он всегда и думал. Но на пороге собственной смерти наконец понял, что смерть — это не бесконечная тьма, а лишь короткий миг темноты. Это не исчезновение, а перемещение в какой-то иной мир.

Он боялся того, что придется уйти, когда его разум и воспоминания остаются нетронутыми. Его пугало, что придется переместиться в иной мир все с тем же разумом, все с той же душой. Он всегда думал, что жизнь после смерти — это не более чем сказки, придуманные для того, чтобы преодолеть страх. Но нет, это не сказки — это совсем иная вселенная, существующая в человеческом сознании. Единственным утешением было лишь то, что материнская песенка, которая всю жизнь причиняла ему боль, теперь успокаивала, убаюкивала его.

Прикрыв глаза, Ли Бёндо прислушался к этой песенке.

В отличие от той ее версии, что сохранилась в самом раннем его воспоминании, теперь голос матери звучал тепло и жизнерадостно. Он ждал, когда рука матери прикоснется к нему. Большая, теплая рука, которую он ждал всю свою жизнь, погладит его по голове, приласкает глаза, нос, щеки. Ли Бёндо почувствовал, как та глубокая, темная дыра у него внутри, которая всю жизнь оставалась пустой, наконец начинает затягиваться. И тут песенка, терзавшая его всю его жизнь, понемногу стала утихать и вскоре умолкла совсем.

— Он умер? — спросила маленькая девочка, но ее голос с каждой секундой тоже звучал все более и более издалека.

* * *

Сонгён быстро вывела Хаён, которая упорно вытягивала шею, чтобы посмотреть на мертвеца, прочь из кабинета. Тревожно обернулась, опасаясь, что Ли Бёндо может вдруг ожить, но увидела его закрытые глаза, разгладившееся лицо, улыбку, застывшую на нем. Казалось, что смерть подарила ему покой.

Едва они вошли в гостиную, как в спальне зазвонил телефон. Бросившись туда, Сонгён ответила на звонок. Это был начальник охраны городского следственного изолятора. Вовремя, ничего не скажешь. Но у нее просто не было сил, чтобы обвинять его в пренебрежении своими служебными обязанностями.

Даже не выслушав его, Сонгён коротко бросила в трубку:

— Он здесь. Приезжайте… заберите его отсюда.

Не став больше ничего объяснять, назвала ему адрес и дала отбой.

А потом без сил опустилась на диван. Уже не могла стоять — все тело пробирала дрожь. Хаён встала чуть в стороне, уставившись на нее пустым взглядом. Должно быть, все еще была в шоке от случившегося.

Если б не Хаён, Сонгён погибла бы от рук Ли Бёндо. Испытывая благодарность к девочке за то, что осталась жива, она все же не взялась бы однозначно охарактеризовать свои чувства.

— Ты как? — спросила Сонгён, но девочка лишь неотрывно смотрела на нее и ничего не отвечала. Сонгён вдруг испугалась, что она могла пораниться; кинулась к ней, стала ощупывать голову, руки, ноги, спрашивать, не болит ли где.

Хаён, продолжая хранить молчание, показала Сонгён ладони. Кровь. Руки у нее были мокрыми от крови.

Похоже, шок у нее — от вида крови на собственных руках. Она показала их Сонгён, потому что не знала, что с ними делать. Ее глаза, нацеленные на Сонгён, были глубокими и недвижимыми, как холодное ночное море. Сонгён даже отдаленно не могла представить, что сейчас творилось у девочки на душе. Хаён сжимала и разжимала кулачки, размазывая по ладошкам начинающую сворачиваться кровь.

Встревоженная Сонгён схватила ее за руку и потащила в ванную. Открыла там кран и сунула под него обе ладошки Хаён — кровь сразу потекла в сливное отверстие. Взяла кусок мыла, хорошенько намылила их, так что от крови не осталось и следа. Все терла и терла ей руки, пока те не покраснели. Казалось, что если она этого не сделает, то кровь Ли Бёндо впитается прямо в тело Хаён, замарав ее юную душу.