Единственный ребенок

22
18
20
22
24
26
28
30

— Но Хаён… — начал было Джесон, однако тут же прикусил язык. Похоже, что дочь поведала ему совершенно другую историю.

— Так что она тебе сказала? — повторила Сонгён.

— Ничего. Этого достаточно.

— Достаточно? Давай выкладывай, что она тебе сказала! Почему ты сваливаешь все на меня?

— Милая, ты же знаешь, как туго ей пришлось… Разве нельзя было проявить чуть больше понимания и просто спустить все на тормозах? Она проснулась, увидела, что папы рядом нет… разве непонятно, почему она так себя повела? — резко выпалил Джесон. Раньше он никогда не позволял себе повышать голос, разговаривая с ней. — Если она искала меня, ты могла бы просто мне позвонить! — продолжал он.

— Не было времени звонить. Чего еще ты от меня ждал, когда она просто вскочила и выбежала на улицу?

Джесон тщетно пытался подобрать слова, так что Сонгён продолжила:

— Ты не думаешь, что стоило для начала выслушать и меня? Если ты так переживаешь за дочь, то почему предпочел выпивать с коллегами, а не сразу вернуться домой?

— Ладно. Сам виноват. Проехали.

Сонгён больше не произнесла ни слова, чувствуя, что нет никакого смысла и дальше выяснять отношения — оба будут лишь сильнее ранить чувства друг друга. Ей о многом хотелось у него спросить, но сейчас она была совершенно не в настроении с ним общаться. Последний раз посмотревшись в зеркало, Сонгён наспех причесалась и вскочила на ноги.

— Ты куда? — крикнул ей в спину Джесон, но она решительно шагнула за порог и прикрыла за собой дверь спальни, оставив его в одиночестве.

Однако даже в кабинете Сонгён долго не могла успокоиться. Вообще-то не сказать, чтобы раньше они ни разу не ссорились. Но она никогда не позволяла себе надолго затягивать возникший конфликт и оставаться в растрепанных чувствах. Если ее что-то расстраивало, предпочитала сразу расставить точки над «i».

После свадьбы оба были всегда настолько заняты на работе, что виделись в основном лишь за ужином. Желая извлечь максимум из этого короткого времени, проведенного вместе, относились друг к другу как можно внимательней, вели себя как можно более деликатно. Все их споры обычно касались самых тривиальных вещей, вроде как почему кто-то бросил носки в стиральную машину вместе с постельным бельем или не позвонил предупредить, что не будет ужинать дома. До этого она никогда по-настоящему не злилась и не обижалась.

Сонгён вполне могла понять, почему Джесон так переживает из-за дочери, но ей была совершенно невыносима мысль, что он с ходу свалил все на нее и не подумав выслушать ее версию недавних событий.

Она была так расстроена, что даже не получалось толком сосредоточиться на чтении. По нескольку раз перечитывала одну и ту же фразу — и в конце концов сдалась, раздраженно захлопнув книгу.

Вытащила из сумки блокнот и цифровой диктофон. «Послушаю-ка лучше запись беседы с Ли Бёндо», — подумала она. Надела наушники, нажала на «воспроизведение». Качество записи было хорошим, и были слышны даже его шаги, когда он входил в комнату, и потрескивание застегиваемых наручников.

Вот он негромко напевает. Та самая песенка. Сонгён выкрутила громкость на максимум.

Пришло в голову, что у песенки может быть и какое-то другое значение, не такое, как она себе представляла, так что Сонгён написала по электронной почте профессору Клену. Он явно порадуется ее интересу к «Битлз», так что ее ждет длинный дискурс в историю этой песенки. Она была настолько проста, что пропеть ее мог любой, даже не заморачиваясь тем, чтобы правильно воспроизвести слова. Как и у большинства хитов «Битлз», мелодия у этой песенки была очень заводная и запоминающаяся.

В исполнении же Ли Бёндо звучала она мрачно и зловеще, без единой капли той жизнерадостности, что свойственна произведениям «Битлз». Частично, наверное, из-за того, что напевал он ее в гораздо более медленном темпе, чем у оригинала, но в основном из-за его слов, последовавших после: «Все женщины, которым я пел эту песенку… погибли от моих рук».

Музыка имела самое непосредственное отношение и к тем убийствам, которые совершил Ю Ёнчхоль. Тот утверждал, что когда он у себя в ванной развлекался с телами убитых им женщин, при этом всегда играла заглавная композиция из фильма «1492: Завоевание рая»[14]. Так и не выяснилось, вдохновляла ли его эта мелодия на убийства, или же он ставил ее, потому что она просто ему нравилась.