Игравшая в салоне музыка умолкла, и сразу зазвучал новый голос – хрипловатый и какой-то бесполый и бесплотный: можно было поклясться, что он принадлежит женщине. Пел Грег Гонзалес, солист группы «Cigarettes After Sex»: «Ничто не сможет больше ранить тебя, малышка». Любимая песня Жужки.
Ирен напряглась и сжала запястье Изабель.
– Нет, – сказала она.
– ?
– Нет, прости, но я не могу.
– Что?
– Я не могу.
Изабель пристально на нее взглянула и убрала руку. Она увидела, как потемнели глаза Ирен, и на веках блеснули слезы.
– Ты можешь хотя бы сказать почему?
Ирен помедлила.
– Это из-за песни… она напомнила мне об одном человеке, который сейчас очень болен…
Изабель Торрес с минуту помолчала.
– Ладно, – произнесла она наконец, медленно покачав головой. – Ладно. Я понимаю. Я отвезу тебя.
И она провела рукой по светлым волосам Ирен.
Ирен вытерла слезы, текущие по щекам. Она не заметила, как помрачнел взгляд мэра, когда та маневрировала на дороге, чтобы развернуть машину и уехать с поляны.
Габриэла разглядывала себя в зеркале. На ее лице не было никаких следов ссоры, не то что на физиономии этого легавого. Но она знала, что пожалуйся она, поверят ей, а не ему. Он мужик: предатель и агрессор. Что бы он ни сделал. Или не сделал.
Еще через секунду она пыталась разбить себе голову о зеркало, а потом позвонить жандармам.
На глаза навернулись слезы. Слезы бешенства и разочарования. Ее макияж потек. Она взяла салфетку и принялась яростно тереть лицо.
За ее спиной из тени выступил чей-то силуэт. Габриэла краем глаза заметила его отражение в зеркале, но не обернулась, а продолжила снимать макияж как ни в чем не бывало.
Сзади прозвучал голос: