За решеткой фыркнули. Под священническим платьем аббат почувствовал, как все тело покрылось мурашками.
Его мысли пытались выскользнуть из этой деревянной клетки, но только метались, не находя выхода, как птица, случайно залетевшая в дом.
– Если бы не было той тайны, вы пребывали бы в ранге надоедливого свидетеля, отец мой, – прошелестел голос почти у его самого уха.
Аббат ощутил, как у него под бородой ходуном заходил кадык.
Замечание таило в себе угрозу, и он почувствовал, что весь взмок, хотя в аббатстве было прохладно.
– Я догадываюсь, что ваше желание предотвратить дальнейшие преступления вступает в противоречие с долгом священника, – продолжала она сладчайшим шепотом. – Но никакой связи между моими признаниями и этими преступлениями нет. Уверяю вас.
Но он уже понял, что не верит ни единому ее слову.
– Тогда зачем было давать этот список? И почему имена жертв стоят вначале?
– В этом списке есть и другие имена…
– И этих людей вы тоже собираетесь убить?
Он содрогнулся. И зачем он только это сказал? Но это было сильнее его.
– Я?
Вот черт, надо было помалкивать. Он прикусил нижнюю губу и задышал тяжело, как бык.
В нефе не было никого, кроме них. Он был бы рад, если бы кто-нибудь из братьев пришел менять свечи или вытирать пыль на хорах.
Он немедленно положил бы конец исповеди и быстро вышел бы из исповедальни.
Но никто не приходил, и в нефе не было никого, кроме них.
– О чем вы думаете, отец мой?
– Думаю, что я в вас ошибся.
– Вот как? И каким же образом?
– Вы не овца,