Долина

Он резко подался вперед.

– Когда?

– Несколько часов назад. Она приходила на исповедь… И уже не в первый раз… Я вам… солгал.

Мартен вздрогнул. Сердце колотилось как сумасшедшее. Он сделал глубокий вдох. Но голосу не хватило твердости и уверенности, когда он спросил:

– На исповедь? Что вы такое говорите, отец мой?

– Она заставила меня пообещать, что я ничего вам не скажу. Она не хотела, чтобы вы ее нашли…

Так. Теперь выдохнуть… Кровь глухо шумела в ушах. Он ничего не понимал.

– Что вы говорите? В чем она вам исповедовалась? Объяснитесь!

– Вы же хорошо знаете, что я связан тайной исповеди… Все, что я могу вам сказать, – она здесь, неподалеку…

– ГДЕ?!

Это он уже крикнул. И увидел, как пристально смотрит на него Ирен. Просто глаз не сводит. Сервас включил громкую связь и отодвинул телефон от уха.

– Этого я не знаю… Она мне не сказала… Но она недалеко, потому что пришла пешком.

– Никуда не уходите! Я сейчас приеду! – сказал он, отпихнув стул и вскочив.

– Есть еще кое-что, – продолжал аббат. – Когда она пришла в первый раз, она принесла список имен. В этом списке фигурировали Камель Эсани и Марсьяль Хозье.

– Что?!

Он поднял глаза на Ирен. Она сидела не шевелясь, словно ее приклеили к стулу скотчем.

– Этот список у вас?

– Да.

– Никуда не уходите! Мы едем! Главное – никуда не уходите!

Телефон стоял в его кабинете, похожем на часовню, на большом деревянном столе, напоминавшем стол Тайной вечери. Он обвел взглядом благочестивые полотна на стенах и христианскую литературу в книжном шкафу. Всю мудрость, накопленную за тысячелетие. Что она значила теперь? В этом мире, где, с одной стороны, все мнения стригут под одну гребенку, а все мысли выхолащивают, а с другой – разжигают ненависть и позволяют совершать чудовищнейшие преступления… Осталось ли здесь место для хоть какой-нибудь мудрости и независимости? Он ни секунды не сомневался, что человечество сошло с ума. И еще меньше сомневался в том, что Зло творит свои дела повсюду, и прежде всего – среди тех, кто хочет навязать другим свое видение Добра. Он был слишком стар и слишком устал, чтобы не видеть, что сражение проиграно. Запад стал на путь к новой эпохе тьмы.