Сервас сначала подумал, что они откажутся повиноваться, но, поняв, что дело тут не в них, вся компания быстро расступилась перед Ирен, как Красное море перед Моисеем.
Она пробежала мимо низких каменных стенок, окружавших садики при небольших квадратных домах, какие тысячами строили после Второй мировой войны. Потом, держа телефон в руке, помчалась по переулку, где сквозь растрескавшийся асфальт пробивалась растительность.
Дом стоял третьим на улочке. Соседи уже собрались и держались на почтительном расстоянии. Из открытых окон вырывалось пламя, кверху поднимался крутящийся столб черного дыма. Едва они добежали до входа, как послышались сирены пожарных машин.
– Дьявол! – вскрикнула Ирен.
Толкнув заржавевшую калитку, она влетела в садик и тут же затормозила перед зияющей застекленной дверью. Сервас остановил ее, схватив за локоть. Внутри полыхал пожар. Пламя вырывалось отовсюду. Он загородился рукой от жара.
– Ты не сможешь войти, – сказал он.
– Но я уверена, что он там, в доме!
– Ты уже ничего не сможешь сделать, Ирен! В это пекло никак нельзя!
В переулок быстро въехала пожарная машина. Фары на мгновение ослепили их, и они загородились от вращающихся на крыше автомобиля фонарей, ярко освещавших фасады домов и собравшихся зевак. Пожарные в форме выскочили из машины и подбежали к ним. Двое из них уже подсоединяли наконечники к брандспойтам.
– Я думаю, там внутри кто-то есть! – крикнула Ирен бригадиру пожарных.
– Хорошо, хорошо! Отойдите в сторону! Выйдите из сада и не мешайте работать!
Молодой компьютерщик из региональной технической службы слушал в «Ютубе» Моррисси[70]. Альбом «Воксхолл и я». Ладно, допустим, сейчас Моррисси гордиться особенно нечем. К старости он сделался грязным придурком. Но это все ерунда… А разве ерунда его золотой голос, когда он поет «Теперь мое сердце довольно»[71]? Кто лучше Моррисси мог подобрать слова к его сердечной боли, к одиночеству, к хандре, которая его охватывает, едва он проснется, к депрессивной уверенности, что он принадлежит к семейству лузеров, кому жизнь никогда не улыбалась? И потом, разве Ноэл Галлахер[72] не сказал: «Сколько бы ни было написано о любви, ненависти или дружбе, он все равно скажет лучше. Потому что он лучший бард всех времен»?
Он огляделся вокруг. Можно подумать, что все разошлись по домам. Жандармерия опустела.
Парень крутнулся на стуле, вгляделся в экран. Все оказалось дольше, чем он рассчитывал. Порты и уязвимости он просканировал.
Он не был истинным хакером.
До сегодняшнего дня он занимался только тестовыми вторжениями в виртуальные объекты атаки, подготовленные инструктором. Эта атака будет для него первой
57
– Внутри тело.
Ирен посмотрела на бригадира пожарных. Сервас видел, как она потрясена. И в жаркой, недвижной ночи настал миг всеобщей полнейшей апатии, когда никто не смог вымолвить ни слова.