– Не буду отрицать, что я думала об этом. – Лорен сглотнула – теперь осторожно: – Здесь все ко мне очень добры и так здорово меня поддерживают, но сейчас, когда мне лучше, я себя чувствую немного виноватой. Наверняка есть люди, которым мое место нужнее, чем мне.
Врач кивнула, а затем сказала:
– Лорен, у вас очень необычный случай. Я прежде не сталкивалась ни с чем подобным.
Лорен вскинула брови:
– Правда?
– Когда вас привезли, у вас наблюдались все симптомы послеродового психоза. Пациенты с таким уровнем паранойи, какой вы демонстрировали в первый день, обычно у нас задерживаются на какое-то время. Как правило, восстановление после подобного срыва занимает недели. Вы же оправились меньше чем за три дня.
– Я правда чувствую себя гораздо лучше. Рада, что вы тоже так думаете.
Врач нахмурилась. Она взяла ручку, как будто намереваясь подписать лежавшую перед ней бумагу, но затем положила ее на место. Что это, документы о выписке?
– Как по-вашему, что произошло в тот день, когда вас привезли?
Это тест. Чтобы его пройти, надо ответить правильно. Сделав сосредоточенный вдох, Лорен заговорила:
– Думаю, это было что-то вроде сна наяву. Я мало знаю про шок и все такое, но меня просто накрыла мысль, что моих мальчиков подменили, понятия не имею, откуда она взялась. Когда я смотрела на них, после того как их нашли, мои глаза видели что-то совсем другое. Это совершенно точно была галлюцинация. Но потом это прошло. Я очень быстро снова почувствовала себя нормально.
Подменыши, забывшись, наблюдали за ней, слушали, как она пытается ложью проложить им путь на свободу. Она бросила на них короткий взгляд, и тот младенец, что лежал справа, замаскированный желтыми одежками под Моргана, но на самом деле – теперь ей это было известно – называвший себя Селвером, поспешно агукнул и попытался по-детски засунуть кулачок в рот. В процессе он задел рукой второго, которого на самом деле звали Бишоп, и тот начал плакать до абсурдности неправдоподобным младенческим голосом. Она взяла его на руки и прижала к себе, чувствуя, как по спине побежали мурашки. Доктор наблюдала за ней. Лорен положила младенца на колени и пощекотала ему живот, а тот улыбнулся ей одними губами и изобразил убогое подобие смешка.
– Можно? – спросила врач, указывая на младенца в желтом, лежащего на ковре.
– Конечно, – ответила Лорен, постаравшись улыбнуться не только ртом, но и глазами.
Протянув руки к ребенку и не глядя на Лорен, доктор задала еще один вопрос с подвохом, замаскированный под ни к чему не обязывающую беседу:
– Позвольте полюбопытствовать. Вы говорите, что в тот день, когда прибыли к нам, очень быстро поняли, что малыши на самом деле не подменыши, а ваши настоящие дети. Но чуть позже, когда ваш муж принес их в палату, вы отреагировали плохо. Помните?
– Да, – ответила Лорен. Она до сих пор сожалела о том, что не смогла проконтролировать себя в тот решающий момент.
– Получается, тогда вы еще думали, что детей подменили?
– Не знаю. Может быть. Но это очень быстро прошло. И с тех пор я себя прекрасно чувствую.
«Разве нет? – подумала Лорен. – Давайте вы уже признаете, что я нормальная, и покончим с этим, а я поеду домой».