Милые детки

22
18
20
22
24
26
28
30

– Да. – Доктор Джилл, судя по всему, обрадовался, решив, что сможет отделаться быстрым ответом. – Там требовалась помощь врачей, не полиции. Я рассчитывал, что вам об этом сообщат.

– Сообщили, но не предоставили никаких подробностей.

– И не должны были, такой порядок. Это конфиденциальная информация. Могу только сказать, что у пациентки случилось небольшое, временное, психическое расстройство, и в этом состоянии она позвонила на 999.

– То есть никакого злоумышленника не было?

На лице доктора промелькнула тень раздражения, но в следующую секунду профессиональная вежливость взяла свое. Он и в самом деле очень устал.

– Понимаете, пациенты, с которыми мне приходится работать, довольно часто видят то, чего нет. И многие из них звонят в полицию, потому что уверены в правдивости своих галлюцинаций. Удивительно, что вы с подобным не сталкивались.

Харпер внимательно посмотрела на этого мальчика-врача, задаваясь вопросом, насколько старше надо стать, чтобы с тобой перестали разговаривать свысока. Хотя, может быть, в этом-то все и дело? Может, в свои тридцать девять она уже кажется ему древней старушкой в маразме?

– Я могу с ней поговорить?

Доктор Джилл пожал плечами, давая понять, что не возражает. В кармане у него что-то завибрировало, он достал небольшое устройство и взглянул на экран.

– Слушайте, мне правда надо идти. Разговаривайте сколько угодно, ее кровать слева у окна. Она сейчас немного сонная, мы ей дали успокоительное, чтобы пришла в себя. Но говорить ей это не помешает. Хотя вряд ли вы узнаете что-то, что может заинтересовать полицию.

Когда он ушел, Харпер открыла блокнот и сделала запись: «Доктор Джилл, настроен скептически. 8:07, Королевская больница».

В некоторых подразделениях полицейским выдавали специальные устройства с приложениями для заметок, но все равно ничто не могло сравниться с бумажным блокнотом. Записи на бумаге можно в любой момент хоть сжечь, если понадобится. А из компьютеров и телефонов сейчас ничего нельзя удалить полностью, и это, с одной стороны, упрощает полиции жизнь, а с другой – усложняет, в зависимости от того, на чьей ты стороне и есть ли тебе что скрывать. Ей, конечно, скрывать обычно нечего, но приятно же иметь такую возможность.

Палата была разделена на четыре отсека, но кровати стояли лишь в двух. В отсеке А лежала рыжеволосая мать с ребенком, еще более рыжим, чем она сама. В отсеке С, в противоположном углу у окна, на кровати сидела женщина с двумя спящими младенцами на руках. На вид ей было чуть меньше тридцати, кожа слегка смугловатая, на пальце серебряное обручальное кольцо. Волосы темные, очень кудрявые, до плеч. Рост и вес в сидячем положении определить трудно, но с виду телосложение нормальное, ростом, быть может, чуть выше среднего. Лицо ее выглядело застывшим и безучастным. У обоих младенцев волосы светлые, хоть и кудрявые, и кожа светлее, чем у матери. Один в зеленом трикотажном комбинезоне, другой – в желтом.

Одета миссис Трантер была в больничную сорочку, сквозь повязку на левом запястье проступило пятнышко крови. Между стеной и кроватью стоял открытый чемодан, содержимое частично высыпалось на пол: детские вещи, подгузники, женская одежда – видимо, ее собственная. Детей она переодела, а сама осталась в чем была.

Что-то в ее лице напомнило Харпер фотографию матери в молодости: большие, затуманенные грустью глаза, мягкий отрешенный взгляд в пространство.

– Лорен Трантер? – ласково произнесла Харпер.

Женщина медленно повернулась на звук. Прошло несколько секунд, прежде чем она сумела сфокусировать взгляд, и, похоже, это стоило ей изрядных усилий. Ее веки вяло опустились, затем поднялись снова – медленное моргание человека, накачанного лекарствами.

– Да.

– Меня зовут Джо Харпер, я из полиции. Я бы хотела поговорить с вами о том, что случилось ночью.

– Ой… – Взгляд Лорен плавно переместился на младенца в желтом, затем на второго. Они были похожи как две капли воды. – Я думала, вам позвонили. Я думала, вам сказали не приезжать.