Глава 22
Перед тем как начать, врач объяснила, что именно собирается делать: осмотрит мальчиков, проверит все «закутки и складочки», а затем взвесит.
– Ничего неприятного. Понимаю, что они и так сегодня многое повидали.
Патрик на это ничего не ответил, лишь взглянул на Харпер, и та послала ему очередную ободряющую улыбку. Не самое уместное замечание со стороны врача, учитывая обстоятельства. Никто не знал, что именно они повидали, что с ними делали, а чего не делали весь тот час, пока длились поиски. Патрик, если они с Харпер хоть капельку похожи, наверняка перебирает сейчас в голове бесконечное множество чудовищных вариантов, а воображение все подбрасывает и подбрасывает новые. Единственная разница между ними – между отцом и офицером полиции – в том, что ей и воображение не нужно, она и так прекрасно знает, как низко может пасть человек. Как бы ни был силен его страх, что с мальчиками произошло нечто ужасное, уверенность Харпер в том, что могло быть и хуже, гораздо, гораздо хуже, – все равно сильнее.
Врач попросила раздеть малышей, и Харпер, стоя рядом, наблюдала, как Патрик неуклюже возится с детскими одежками, как стягивает желтый комбинезон с Моргана своими неумелыми руками. Каждый предмет одежды он передавал Харпер, которая помещала его в подписанный пакет для улик. Когда он начал раздевать Моргана, тот проснулся, но не заплакал. Только замолотил ножками и, кажется, повеселел, когда доктор скорчила рожицу. Райли, все еще пристегнутый к автомобильному креслу, снова издал свой чаячий крик, и Морган ответил ему точно таким же возгласом. Врач посмотрела на Патрика и улыбнулась.
– Как мило, – сказала она. – Скоро у них уже будет свой язык.
– Угу, – пренебрежительно хмыкнул Патрик, явно не слишком-то в это веря.
Харпер тоже слышала, что близнецы иногда изобретают свой особенный язык, никому кроме них не понятный. Удивительная штука, одновременно любопытная и пугающая.
Вскоре младенцы, успешно освобожденные от одежек, уже лежали бок о бок в больничной тележке.
– Я бы еще хотела снять с них подгузники, если папа не против, – сказала врач.
– Конечно.
Врач вопросительно взглянула на Харпер, и та кивнула – давайте. Сняв подгузник, врач перевернула голого малыша на живот и принялась светить медицинским фонариком на кожу, осторожно раздвигая пухлые складочки рукой, затянутой в перчатку. Затем снова положила на спину, посветила в рот. Патрику явно было непросто наблюдать за этим, губы его дрожали. Он медленно поднял руку, закрыл ладонью рот, Харпер заметила, что в его глазах стоят слезы.
То же самое врач проделала и со вторым младенцем, а затем, уложив обоих обратно в тележку, сказала:
– Ничего примечательного не вижу.
– Так, – глухо ответил Патрик, – что это значит?
– Это значит, что, по моему мнению, признаков жестокого обращения нет. Никаких травм, – врач перевела взгляд на Харпер, – никаких, м-м, видимых глазу инородных предметов, жидкостей или чего-то еще.
Патрик издал жалобный стон – смесь отвращения и облегчения, и закрыл глаза руками, а когда отнял их от лица, на его висках еще какое-то время оставались белые следы. Врач снова надела на младенцев подгузники, а затем повернулась к компьютеру и принялась делать записи.
– Папе уже можно их одевать, – бросила она через плечо.
Патрик взглянул на младенцев, которые лежали в тележке, пуская пузыри, и достал из сумки два чистых комбинезона: желтый и зеленый. Держа по одному в каждой руке, он на мгновение застыл, а затем медленно поднял глаза на Харпер с выражением смятенного ужаса на лице. Он беспомощно переводил взгляд с одного комбинезона на другой, с одного младенца на второго. Кто из них кто?
– Вы видели, как они до этого лежали? – спросил он тихим, срывающимся голосом.