— Спасибо за помощь! Вы так любезны… Что вообще толку от вас, а? Ни помочь, ни защитить, ни предупредить! Вот какого лешего вас здесь держат? — она истерично тянула за ручку, но пластиковая дверь стояла, будто приклеенная к раме.
Старший из стражников повел плечом, вынул из ножен короткий клинок, поддел им крепление. Пластик скрипнул и осыпался, оголив металлическое «ушко» заевшего замка: лишившись опоры, оно плавно соскользнуло вниз.
Лера распахнула дверь, впустив в столовую шум грозы. С облегчением выдохнула и кивнула стражнику:
— Беру свои слова обратно.
«Наяда» — беззвучно прошептал призрак свое имя и отошел в полумрак.
Она потянула за рукава рубашки, выволокла Анну на балкон, под проливной дождь. Плотный поток мгновенно облепил их фигуры. Лера поежилась, повела обнаженными плечами. Она опустилась на колени перед подругой, заглянула в окаменевшее от боли лицо: Аня дышала тяжело, прерывисто. Почерневшие, с красными язвами кисти прижаты к груди, голова запрокинута, в помутневших глазах — ничего кроме ужаса.
— Ань, ты как? — девушка осторожно дотронулась до ее плеча, чуть выше локтя: под мокрой тканью рука напряглась. Значит, в сознании. Пригляделась — обугленная кожа медленно приобретала привычный цвет. Анна шумно выдохнула, приходя в себя, посмотрела на свои руки — дождевые потоки слизывали с них остатки ран, уносили с собой боль. Девушка всхлипнула, поднесла пальцы к губам. Лицо скривилось, растекаясь гримасой страха.
— Лер, что это было, а? — она лежала на спине, подставляя дождю измученное тело, смотрела в черное небо и не видела его.
Подруга придвинулась к ней, легла рядом.
— Если бы я знала…
— Я не выдержу снова такое. С каждой ночью все хуже. Следующей я сдохну, я знаю.
Лера нахмурилась, уткнулась в мокрое плечо Анны, запуталась пальцами в потяжелевших, пропитанных дождем дредах:
— Только ночью такое, да? — она скорее почувствовала, чем увидела, как Аня бессильно кивнула.
— После того, как этот чертов браслет подняли со дна. Третий день уже такое. Я не могу. Мне больно. Мне страшно. Меня будто на углях жарили. И хохот. Откуда-то хохот такой мерзкий.
— Мужской?
— Нет, женский. Во снах — тоже женский… И голос слышу.
— Что говорит?
— Не знаю. Понять не могу, — она развернулась к девушке, приподнялась на локте и заглянула ей в глаза. В безумной синеве кружилась, сворачиваясь в клубок, догадка: —
Лера не поняла, озадаченно вгляделась в мокрое лицо подруги.
— Где