Андрис привстал, чуть распахнул воротник больничной рубашки девушки так, чтобы видеть трогательный изгиб, острую девичью ключицу. Зацепился взглядом за красно-черное пятно на шее, удивленно хмыкнул: девчонка-то, оказывается, с секретом. Надо же: тату чёрной вдовы.
Его рука скользнула к внутренней стороне бедра девушки. С силой сжав его, мужчина с наслаждением наблюдал, как девушка реагирует на его прикосновения, как плавится свечой, призывно бледнеет, откинув голову на спинку кресла, цепляясь пальцами за бархатную ткань подлокотников. Ведь он
Осознание безграничности своей власти будоражило кровь, заставляло дыхание срываться. Ноздри расширились, втягивая лимонно-кофейный аромат и запах трепещущей девушки. Подобно хищной птице он склонился к ее губам, уже готовый завладеть, смять, уничтожить.
За спиной распахнулась дверь кабинета, впуская тайфун.
— Ты охренел?! И после этого ты мне будешь говорить, что у тебя с этой шлюшкой ничего нет?! — взвизгнула Карина, застав недвусмысленную сцену — ее муж на коленях перед юной пациенткой, одна рука на ее бедре, вторая рука на обнаженном плече, лица соприкасаются так близко, что сомнений в состоявшемся поцелуе не возникает. — Сволочь!
Карина схватила с журнального столика блокнот Андриса, с размаху запустила им в мужа, тот лениво увернулся, встал с колен.
— Прекрати истерику! — прикрикнул.
Карина хищно прищурилась, бросив взгляд на неподвижно замершую в состоянии гипноза Анну. На губах женщины расцвела кривая презрительная ухмылка.
— Что, нормальные бабы тебя уже не заводят, на дохлых обколотых кур слюни пускаешь?
Андрис брезгливо поморщился:
— У тебя сленг на уровне уличной девки.
— Зато у тебя высокий штиль, — она угрожающе шагнула вперед. — Знаешь, а ведь за это можно и лицензии лишиться. И даже в тюрьме посидеть.
Анна, не реагируя на вопли Карины, застыла в растянувшемся мгновении.
— Сташа, — прошептала в пустоту, узнавая.
Психиатр оглянулся на ее голос, посмотрел настороженно: в таком состоянии она не должна была говорить или делать что-либо самостоятельно, без его дозволения. Уже не обращая внимания на истерику Карины, он приблизился к Анне, наклонился к ней.
— Ты обалдел совсем?! Ты ее еще при мне полапай!
— Тихо ты, не ори! — он прикрикнул на жену.
Анна повернула к нему голову. Ярко-синие глаза распахнулись неожиданно, посмотрели в упор, будто огнем опалили. По бледному лицу скользнула ясная, торжествующая улыбка. Упрямый рот скривился в холодной усмешке. Ноздри чуть расширились, дыхание выровнялось и вместе с тем стало прерывистым.