Поскольку Эрланд может поклясться, что топорика не было у него в руках, когда он уходил с Плоского Холма, а Лидия была в тот момент слишком занята своими фиалками и бегониями, чтобы видеть что-либо, кроме них, то в том, что касается орудия убийства, мы там же, где и были в самом начале.
Помимо этого Лидия может добавить только то, что Агнес уехала из дому в начале восьмого и что в последующие два часа Лидия была дома одна с котенком.
Мы почти забыли про молодых людей, сидящих на скамейке у стены, когда хриплый голос Бьёрна-Эрика вклинивается в разговор.
— Вы точно… точно знаете, что она не сама… в смысле, что она не утопилась?
— Самоубийство? — шумит Манфред. — С какой стати, черт подери, Агнес, наша Агнес, стала бы топиться?
На этот раз ему отвечает Нина:
— А с какой стати кому-то понадобилось ее убивать?
Это очень весомый и неизбежный вопрос. Зачем? Почему? Кто и зачем ударил ее в висок топориком восемнадцатого века, а затем сбросил ее в родник?
— Она что-то знала и была опасна для убийцы, — я не сразу замечаю, что произношу это вслух. — Она собиралась что-то рассказать Эрланду вчера у озера, но мужество изменило ей, и она убежала.
Подозрительность и ревность Лаге взрываются словно ракета.
— Рассказать… Эрланду! Что она могла бы рассказать ему?
— Я склонен думать, — парирует Кристер, — что об этом несложно догадаться. Ее страх и неспособность смотреть в глаза Эрланду Хеку во время допроса вчера на Плоском Холме стали особенно заметны, когда мы вплотную подошли к ее собственной роли в этой драме, которая произошла между Хеком и Робертом Ульссоном пятнадцать лет назад. В том, что она что-то скрывала, я ни секунды не сомневался. Как вы помните, она вдруг сказала: «Нет, я не могу». Чего она не могла? Продолжать лгать ему и о нем?
— Ты считаешь, что она солгала еще во время процесса? Но… но о чем? О том, что произошло перед тем, как она побежала в деревню и натолкнулась на меня?
Кристер и Эрланд переглядываются. Последний кивает, будто подавая какой-то условный знак.
— Мне кажется, что определенно настал момент рассказать, что же именно проявилось в вашей памяти и изменило ваше отношение к этой истории.
Тишина в нашей уютной кухне становится такой напряженной, что кажется, она вот-вот взорвется. Память Эрланда, которая однажды сделала его беззащитным, заставила в отчаянии и растерянности признать себя виновным в убийстве на Черном Склоне — неужели она снова стала реальностью, способной подтверждать или опровергать обвинения? В том, что осторожно произносит низкий тихий голос, есть что-то невыносимо жуткое:
— Белое пятно в моей памяти охватывало, судя по всему, довольно большой период времени. Я дрался с Робертом, это я помню. Следующее воспоминание — я сижу у стены с ружьем в руке, а мертвый Роберт лежит на полу. Между этими двумя, моментами последовал удар или шок, который блокировал мою память, так что из нее выпали события как до, так и после удара. Ретроградная и антероградная амнезия[13], если пользоваться медицинской терминологией. Это явление встречается довольно часто — например, у тех, кто попал в автомобильную катастрофу. Чаще всего деятельность памяти восстанавливается через несколько часов или несколько дней, белое пятно сужается и постепенно заполняется.
Он сидит на скамейке наискосок от Лидии Ульссон, чуть позади нее, сложив руки на груди и прислонившись затылком к стене. Создается впечатление, что он сообщает совершенно абстрактные сведения относительно устройства человеческой памяти и ее функций.
— В моем случае прошло очень много времени, прежде чем память начала восстанавливаться. И когда это произошло, частично, разумеется, и в очень странной форме, я не решался поверить, что это действительно воспоминания из моего провала. Я отгонял их, я убеждал себя, что это галлюцинации, что я слишком долго думал об этом и нафантазировал невесть что. Но галлюцинации имеют тенденцию растворяться, фантазии легко меняют свои очертания и содержание. А мои видения становятся все яснее и навязчивее.
— И что… и что ты видишь?