Незнакомец. Шелк и бархат

А потом — Бьёрну-Эрику становится плохо — он наклоняется над Эрландом, поднимает неподвижное тело и сажает, прислонив спиной к стене.

Агнес Ульссон с адской ловкостью вкладывает ружье в его правую руку, так что его пальцы оказываются на курке.

Мальчик за окном, очнувшись от оцепенения, кидается прочь от этого кошмарного зрелища и бежит, бежит через лес — домой.

Сомнения

Подталкиваемый осторожными вопросами Кристера, поддерживаемый сочувственными и ободряющими взглядами Нины, Бьёрн-Эрик Ульссон с опозданием на 15 лет дает свои свидетельские показания. Его взгляд постоянно переходит с родителей на Эрланда Хёка, с Эрланда на Лаге Линдвалля, и в конце концов он бормочет, обращаясь к зятю:

— Она… ее уже нет, Лаге. Мы не можем… я имею в виду — ее не могут посадить в тюрьму из-за того, что станет известно, как все было на самом деле. Я… я ведь не сделал ничего плохого?

Лаге, у которого лоб под рыжими волосами весь блестел от капелек пота, явно был занят мыслями о последствиях своего собственного поведения и нарушения присяги в суде, чем об Агнес. Но Кристер ответил успокаивающим тоном:

— Ты сделал то единственно правильное, что можно было сделать в подобной ситуации. Ты был совсем ребенком, когда попал в эту ужасную историю, и вполне понятно, что тебе нелегко было отправить в тюрьму свою собственную сестру. Но теперь, когда она мертва, ты уже не можешь повредить ей. Теперь настал момент искупить вашу огромную вину перед Эрландом Хеком, который до сих пор жив.

Уже в сотый раз за этот день я задалась вопросом, что чувствует Эрланд Хёк. Испытывает ли он горечь, ненависть к Агнес, Лаге, Бьёрну-Эрику, которые виноваты в том, что он попал в тюрьму — которые воспользовались его бессознательным состоянием во время драки, а потом лгали или молчали? Было видно, как мускулы у него на лице чуть дрогнули, он был, конечно, взволнован, но больше ничего понять было нельзя.

Манфред Ульссон еще больше съежился, стал казаться совсем дряхлым, а Лидия, наоборот, распрямила плечи.

— ТЫ знал об этом?

Манфред от изумления обжегся спичкой, которой только что чиркнул о коробок.

— Кто? Я? Черт побери! Знал — о чем?

— Что Роберта убила Агнес.

— Ты… ты что, Лидия, совсем спятила? Откуда, по-твоему, я мог знать, что… что…

Она вздохнула.

— Я представляла себе нечто еще более ужасное. Я с самого начала поняла, что тут что-то не так. Мне, конечно, и в голову бы не пришло, что Бьёрн-Эрик может что-то знать, но что Агнес мучила совесть, так что она даже имени Эрланда не могла слышать — это и слепая курица заметила бы. Говорить с ней было бесполезно, так что я пыталась сама разгадать эту загадку. И… я была почти близка к правде, но я более всего опасалась, что это ты с твоим взрывным характером был там в Черном Склоне и вмешался в драку, и что это из-за тебя Агнес давала на суде ложные показания.

— Я в жизни не слышал ничего подобного! — блеклые голубые глаза буквально вылезли из орбит. — Ты на полном серьезе считала, что я убил своего собственного сына?

— Не умышленно, нет. Но это так похоже на тебя — в пылу гнева грозить ружьем, этого скорее можно было ожидать от тебя или от Агнес, чем от Эрланда Хека. А затем ружье случайно выстрелило. Так и получилось с Агнес — она не хотела убить Роберта, этого я не могу себе представить.

Кристер Вик тут же повернулся к Лаге.