– Это касается вашей дочери. Я… Мне хотелось бы знать, что с ней случилось.
Твой отец – единственный, кого я еще не опрашивала.
Его лицо застывает, как будто мы наконец-то наткнулись на что-то нешуточное. И без привычной дурашливости лицо у него суровое и странное.
– Эдди считает, что Рэйчел… покинула нас.
Я не говорю, что остальные считают иначе. Если все это был розыгрыш, то разыграла ты в первую очередь своих родителей.
Он разгоняется и резко уходит с трассы. Я из последних сил цепляюсь за дверную ручку, и мы несемся по краю пропасти. Наконец он останавливается прямо перед поворотом. Мое сердце бешено колотится, а тело напрягается в ожидании опасности. Твой отец выключает двигатель.
Некоторое время он ничего не говорит. Невозможно понять, о чем он думает. Хотя я знаю, что он отец – твой отец! – в то же время он такой комичный персонаж, что ему трудно сочувствовать. Наблюдая, как он себя ведет, сложно видеть в нем отца, потерявшего единственную дочь. Наконец он набирает полные легкие воздуха, затем выдыхает (как и ожидалось, издав при этом довольно неприличный звук) и начинает свою речь:
– Было пасхальное воскресенье. Мы все собрались за столом: Гомер, Клементина, Тасия, Морони и Джед. – От волнения я забываю, как дышать. Он первый из опрошенных мною свидетелей сразу переходит к делу. Всю информацию он преподносит мне на блюдечке. – Я сразу понял, что что-то не так, – останавливается он, как будто это конец истории.
Проходит довольно много времени, прежде чем я спрашиваю:
– Что произошло?
– Мы собирались есть десерт. И в этот момент Рэйчел исчезла.
– Что вы имеете в виду? Она просто встала и ушла?
Он нахмурился:
– Я не знаю, ушла ли она. Здесь пешком далеко не уйдешь, – говорит он дурашливым голосом, и я сомневаюсь, не шутка ли это. Я знаю, что твоя мать неуравновешенна, но мне всегда казалось, что твой отец просто тупой. Теперь мне кажется, что он, возможно, на всю голову поехавший. – Эдди сделала пирожные.
– И никто из вас ничего не предпринял? Вы ее не искали? Не вызывали полицию?
– Она постоянно так делала. – Он гладит руль. – С самого детства. Просто исчезала. Для нее это было игрой.
– Но раньше она всегда возвращалась.
– Всегда возвращалась, – соглашается он.
– Она когда-нибудь пропадала так надолго?
– Это, – он звенит брелоком, – очень хороший вопрос.