Доктор Шлоссер, Антонио.
Около четырех покинул Фолькс-театр со своей матерью и фрау Циммерман. Все вместе сели в его машину, стоявшую на противоположной стороне улицы, и поехали на Паульхейзештрассе. В квартире Циммерманов вместе с матерью оставался до 4.50.
На следующий день доктор Шлоссер сообщил следующее: «Моя мать и я у фрау Циммерман выпили по чашке кофе. Вспоминали годы детства и ждали, что придет Мартин. К сожалению, напрасно».
Гольднер, Карл.
Фолькс-театр покинул после официального закрытия бала, около 5.00. Сопровождала его Термина Хельферлих, буфетчица тамошнего кафе. В такси отправились к Гольднеру на квартиру и до сих пор остаются там».
В ту ночь эксперт лаборатории транспортной полиции доктор Альфред Геммель был на дежурстве. От скуки и чтобы не уснуть, занялся выяснением происхождения обломков черного автомобильного лака. Это дело ему поручил Вайнгартнер.
Поочередно использовал спектральный анализ, электронный микроскоп и химические тест-наборы. Меньше чем через час, к пяти утра, он уже знал, какой марки был автомобиль, но даже представить не мог, что распутал тем самым серьезное уголовное дело.
И результаты экспертизы, о значении которых он не имел ни малейшего понятия, попали в криминальную полицию только через несколько часов, когда уже было слишком поздно.
Около пяти утра комиссар Циммерман прибыл в «Гранд-отель» на Максимилианштрассе и заявил, что хочет говорить с доктором Шмельцем.
Ночной портье был ошеломлен:
— Но позвольте, в такое время!
Циммерман сунул ему под нос удостоверение и категорически потребовал поставить в известность о его визите доктора Шмельца. Но его требование портье исполнил по-своему. Вначале разбудил Хесслера, всячески при этом извиняясь. Тот появился через несколько минут, полностью одетый, сна ни в одном глазу.
Циммермана приветствовал с известным превосходством, всячески давая понять, что он скорее поверенный в делах Шмельца, чем слуга.
— Я очень сожалею, но не могу взять на себя ответственность в такое время беспокоить доктора Шмельца.
— Тогда ответственность беру на себя я, — отрезал Циммерман, изучая Хесслера с нескрываемым интересом.
Тот, избегая испытующего взгляда, теперь уже пытался произвести впечатление скромного слуги.
— Но вы должны понять, — просительно тянул он, — доктор — тяжелобольной человек…
— Это ничего не меняет. Днем он не станет здоровее!
— Вы не могли бы сообщить мне причину…
— Нет.