Слово

– Фанатизм ради спасения культуры оправдан – уверенно произнес учитель.

– Никакой фанатизм не имеет оправдания! – Командир роты резко обернулся к двери – на пороге стоял Аришин. Он хотел что-то сказать Вайсбергу, но заметил Фраса.

– Вы? – удивился он, – Вы что, вернулись?!

– Да, я посылал его в разведку, – ответил Вайсберг. – И он справился с заданием. Дайте мне, Аришин, сигарету! Русские всегда перед смертью просят выпить или закурить. Так это, Аришин?

– Не могу знать! – Аришин протянул сигарету и щелкнул каблуками. – Мы спасены, господин гауптман!

– Тише, – бросил Вайсберг, прикуривая, – Мальчика разбудите…

Муханов поддернул рукав гимнастерки и глянул на часы. Пять. Время вышло. Артиллеристы зарядили орудия и лежали в ожидании команды. Из замка еще стреляли, но теперь уже только из двух окон. Сигналом о выходе гарнизона из крепости должно быть прекращение огня и белый флаг, выброшенный на третьем этаже в левом крыле. Флага не было, стрельба продолжалась…

Муханов связался с командиром дивизии и попросил отложить начало огневой подготовки еще на тридцать минут. Похоже, в замке шли какие-то сборы. Наблюдатели докладывали, что замечено движение на первом и втором этажах; что из гарнизона высылали разведку; что спускался к реке и вскоре вернулся обратно офицер…

Светало. Сейчас, в сумерках, стали видны следы ночной пальбы из замка. Много деревьев оказалось повалено, у других взрывами сорваны кроны, а тополя превращены в щепы пулеметными очередями. Муханов пробрался в окоп и приник к окулярам стереотрубы. Стены замка казались еще черными, в узких оконных проемах стояла тьма. Только из двух посверкивали вспышки пулеметного огня.

– Патроны жгут, – пояснил боец. – Остальных-то, видно, в сон сморило, а эти терпят… Ишь что делают, а? Вот собаки!

Пули взбили глину на бровке окопа, смачно влипли в стволы деревьев.

– Пристрелялись к окопам-то, – сказал боец. – Пацаны – пацаны, а, глядишь, и не додюжишь до конца войны… Вдарить бы надо, товарищ полковник! Рассветет, так они проснутся…

В окоп скатился комбат Глотов, отряхнул гимнастерку, вытер пот.

– Все готово, товарищ полковник, – доложил он. – танки пойдут с флангов. Артиллеристы первым залпом бьют решетку, поэтому роты отходят в глубину парка. И нам пора, товарищ полковник…

– Спокойно, комбат, – не отрываясь от стереотрубы, бросил Муханов. – Бить решетку не понадобится.

– Вы все еще надеетесь, товарищ полковник? – спросил Глотов. – Время вышло, этого перебежчика наверняка расстреляли… Жалко, конечно, старика, но сам виноват. Свои же ученики, поди, и расстреляли… Товарищ полковник, вы чуете, какая это страшная штука! Это что за ученики тогда? Что они за люди?.. Чуете?

– Чую, – сказал Муханов. – Фашизм…

– Да, – отозвался комбат. – Во дела! Где же их, сволочей, уговоришь?

– Попробуем, – Муханов выбрался из окопа и направился в глубь парка, где стояла машина спецпропаганды.

Мощные динамики были выставлены на опушке, замаскированы среди деревьев, и только один висел на чугунной решетке. Один динамик устанавливали обязательно на видное место, чтобы отвлечь внимание противника от остальных. Обычно этот видимый динамик немедленно расстреливали, но радиовещание продолжалось. Это был психологический прием, который приводил не желающего сдаваться в плен противника сначала в бешенство, а потом, как следствие – в угнетенное состояние.