Слово

– Александра Алексеевна…

– За эти книги вы мне отвечаете головой, Александра Алексеевна, – отчеканил Гудошников и вручил ключ. – Могу за них завтра спросить, могу через десять лет, но чтобы ни листочка не пропало! Дверь эту, – он постучал в тяжелые плахи, – ни перед кем не открывать! Если появится какой уполномоченный и станет требовать – срочно в чека, дорогу знаете?

– Я понимаю, я все понимаю, – бормотала Александра Алексеевна. – Я сохраню, вы не волнуйтесь!

Гудошников, не прощаясь, направился было к выходу, но остановился. Учительница продолжала стоять у двери, зажав в руке длинный ключ, и глядела в спину Никиты. Тот ощущал этот взгляд и вспоминал, что же еще не наказал ей, что же еще упустил? Не вспомнив, он оглянулся, сказал уверенно и решительно:

– Я скоро приеду. Ждите.

Головка у девушки была маленькая, с гладко зачесанными, убранными в косу волосами, отчего Никита подумал, что Александра Алексеевна еще совсем девчонка…

Утром милиционер привел Жилякова. Вместе с ним пришла его сестра, косоглазая женщина, что встречала Гудошникова.

Гудошников к встрече готовился как на парад: облачился во френч, вычистил сапог, побрился.

Бывший учитель не возмущался приводом, держался спокойно, с достоинством, словно заранее знал, что его вызовут в чека. Зато возмущалась его сестра. Едва увидев Гудошникова, она подскочила к нему и начала кричать, как кричат на мелких воришек базарные бабы:

– Совести у вас нет, а еще орден нацепили! Дадите вы покою нашей семье или нет? Что вы нас преследуете, что вы стучите ходите? Господи! За что же наказание такое?..

– Катя, успокойся, не вмешивайся, – пробовал унять ее Жиляков. – Ты многое не понимаешь…

– Я все понимаю, все! – не отступала сестра. – Сначала работы лишили, теперь вот посадят. Но за что? За то, что ты сорок лет учил детей?

Сестру Жилякова пришлось вывести за дверь, сам Жиляков сел на предложенный табурет и неторопливо расстегнул форменный сюртук. Гудошников пошевелился, стукнув протезом, однако бывший учитель словно не замечал его. Это подстегивало Никиту, и он решил сразу приступить к делу.

– Что вы отворачиваетесь? Не узнаете? – прищурившись, спросил он.

Муханов покосился на Гудошникова и, неожиданно подмигнув ему, принялся расспрашивать Жилякова о пустяках – где он живет, какая семья, есть ли деньги, продукты, – короче, обо всем, только не о рукописи. Жиляков отвечал сухо, но обстоятельно и ни на что не жаловался. Жил он с сестрой, жена давно умерла, а сын куда-то пропал еще в восемнадцатом, и до сих пор ни слуху ни духу. Сразу же после революции Жилякова выселили из квартиры, но потом две комнаты вернули и взяли на работу в школу, как и прежде, учителем словесности. А нынче весной, когда закрывали монастырь, он схватился с уполномоченным товарищем из Питера, назвал его варваром и диким кочевником. Уполномоченный сказал, что он вовсе не кочевник, а представитель эпохи пролетарской культуры в России и что Жилякову с его старорежимными взглядами не место в новой пролетарской системе образования. Теперь Жиляков безработный.

Гудошников ерзал на лавке и ждал момента, когда можно вставить слово. Бывший учитель по-прежнему его не замечал, и это уже вовсе бесило. Тем временем Муханов так разговорился, что Никита начал чувствовать себя лишним в этой компании. Начальник чека свернул на свою любимую тему о детском доме, о беспризорниках, и, что странно, Жиляков поддерживал его, участливо поддакивал и совершенно не походил на того холодного сноба, который разговаривал с Гудошниковым в подсобке школы. И тут стало понятно, что Муханову не до таинственной рукописи. Ему нужен организатор приюта и укротитель детской беспризорности, и теперь он примерял бывшего учителя на эту роль. С одной стороны, Гудошников обрадовался – ему развязывали руки, обещал же Муханову помочь с детским домом, но с другой стороны – насторожился. Муханов слишком увлекся своими заботами и забыл, зачем вызывал Жилякова. Послушав еще несколько минут их беседу, Никита не вытерпел.

– Ну, хватит, поговорили! – отрубил он и шагнул к столу. – Ты, Сергей, потом с ним разберешься… Так, где рукопись, которую вы видели у Христолюбова?

Жиляков перевел взгляд на Гудошникова, осмотрел его и вдруг спросил:

– Это вы вчера устроили шествие детей по городу? Занятно…

– Да, это я, – отчеканил Никита. – Куда исчезла рукопись после смерти Христолюбова?