Слово

Жиляков достал пенсне с одним стеклом и стал читать. Гудошников не отрывал взгляда от его лица. Вскоре старчески бледная кожа на лбу и щеках медленно начала розоветь. Бывший учитель отложил письмо и, ссутулившись, замер. Никита убрал конверт и встал рядом с Мухановым.

– Почему он уехал? – вслух спросил Жиляков и откашлялся. – Ведь он так любил Россию… Не понимаю.

– Плохо любил, если уехал, – громко сказал Муханов и заскрипел кожанкой. – Вы-то остались.

Бывший учитель взглянул на начальника чека и перевел взор на маятник часов. Долго следил за ним, покусывая губу, затем отрицательно мотнул головой:

– Не понимаю… Вчера оборванные дети несли древние книги, а Крон, активный деятель археографической комиссии, уезжает… Я уже столько лет жду его сюда, в Олонец, он же – во Франции.

– Кому Христолюбов передал рукопись? – мягко спросил Гудошников. – В какой монастырь?

– А? – вздрогнул бывший учитель. – Рукопись? Нет, мне ее не передавали. Я просил, но… В связи с этой книгой в роду Христолюбивых существовало поверье, что она бережет от смерти, от рекрутчины, беду отводит, урожай дает… Одним словом, вроде талисмана, который нельзя передавить в чужие руки… Это мне сам Николай Николаевич рассказал, когда я попросил рукопись.

– Где же она? – не терпелось Гудошникову.

– Должно быть, в Северьяновой обители, – сказал Жиляков и вздохнул. – Незадолго до смерти Николая Николаевича к нему приходил брат, Федор, иеромонах северьяновский. Разыскал-таки брата… Я слышал, у них будто вражда какая-то вышла, в давние годы, поссорились и много лет не виделись. А встретились – помирились, и вот Николай Николаевич отдал ему рукопись. Будто Федор-то в монастырь его звал, пострижение принять, а Николай Николаевич отказался… Но рукопись передал. Видно, конец чуял, к смерти готовился…

После ухода Жилякова Гудошников и Муханов минут пять сидели молча, затем Муханов, спохватившись, начал собираться.

– Вот тебе и организатор детского дома, – обрадовался Гудошников. – Педагогический опыт… Ты нашел, что искал.

– Не радуйся, товарищ комиссар, – грустно отозвался Муханов. – Не годный пока он для такого дела. Сам как беспризорник, да еще мелкобуржуазное отношение к революции. – Он застегнул ремни, поправил кобуру, однако снова сел. – Не годный… Это ведь равносильно тому, что меня посылать искать рукопись, а тебя-догонять бандитов… Ну, в Северьянов монастырь поедешь?

– Поеду…

– Далеко, – протянул Муханов. – Это же на Печоре!.. Ну, чем еще тебе помочь, товарищ комиссар?

– Дай какой-нибудь документ, – попросил Гудошников, – чтобы по дороге не задерживали.

Муханов тут же выправил ему угрожающий мандат, которым предписывалось всем органам и организациям, частным лицам и служителям культа немедленно предъявлять «подателю сего» к осмотру книги и рукописи библиотек, собраний и коллекций, а также не задерживать и пропускать его всюду.

– Ты им только везде не размахивай, – предупредил Сергей. – Он в общем-то незаконный, не имею я права выдавать такие мандаты…

– Ладно, годится! – похвалил Гудошников. – Ну что же, прощай, Серега Муханов! Спасибо тебе… А в Олонец я еще вернусь, у меня здесь книги остаются.

– Постой, – Муханов открыл ящик стола, – возьми патронов к маузеру. Неспокойно кругом…

КАНУНЫ И КАНОНЫ