— Как я вам говорю, вы все должны мне помогать. Делайте что хотите с этими дикими унитариями, которые не страшатся тюрьмы, но только знайте, что если они восторжествуют, то расстреляют вас.
— Они не могут восторжествовать.
— Я говорю вам все это, с тем чтобы вы передали мои слова и остальным моим друзьям. Скажите, их было много сегодня?
— Их было пятеро.
— Что же, отбили вы им охоту возобновить свою попытку?
— Их на тележке отвезли в полицейское управление. Кордова уверил меня, что таково было распоряжение начальника.
— Мне очень жаль, что так случилось, вот до чего эти люди себя доводят! В сущности, вы правы, потому что, повторяю вам еще раз, если им удастся взять верх, то они расстреляют вас.
— Ну уж во всяком случае не эти, — злорадно засмеялся Китиньо.
— Как, разве вы их так серьезно ранили?
— По горлу, да, довольно серьезно.
— Вы не видали, были ли при них какие-нибудь бумаги? — поспешно спросил Росас, будучи уже не в силах сохранять долее эту личину лицемерия, и в чертах его теперь с удивительной яркостью отразилась злобная радость удовлетворенной мести.
— Ни при одном из четырех не найдено было решительно никаких документов.
— Из четырех? Но вы только что говорили, что их было пятеро!
— Да, сеньор, но так как один успел бежать…
— Как бежать! — воскликнул Росас, вдруг выпрямляясь на своем стуле и метнув гневный взгляд в сторону своего приспешника.
Тот, как бы пораженный этим зловещим приковывающим взглядом, опустил глаза, весь дрожа от страха перед этой дьявольской, непреклонной волей.
— Да, он бежал этот последний, ваше превосходительство, — пробормотал нетвердым голосом Китиньо.
— Кто? Кто же он такой, этот?
— Я не знаю, кто он был.
— Так кто же это знает?