— Полдвенадцатого, — проговорил он, — пора отправляться!
Все встали из-за стола.
— Твое пончо и шпага, Луис?
— Я передал их Лизе, думаю, она отнесла в другую комнату.
— Я схожу туда! — сказала молодая вдова.
И донья Эрмоса, не взяв огня, прошла через несколько комнат, освещенных только светом луны, желая сама услужить молодому человеку.
Дон Луис и дон Мигель едва успели обменяться между собой несколькими словами, как вдруг услышали крик ужаса и стремительные шаги, приближавшиеся к столовой.
Молодые люди хотели броситься на помощь к донье Эрмосе, но она уже появилась на пороге столовой.
— Что такое? — вскричали оба друга.
— Ничего. Не уходите; не покидайте дом сегодня ночью!
— Ради Бога, Эрмоса, что такое? — вскричал дон Мигель с обычной своей горячностью, тогда как дон Луис пытался силой пройти в ту дверь, которую молодая вдова закрыла и перед которой она стояла.
— Я вам скажу это, скажу, только не входите туда!
— Есть кто-нибудь в тех комнатах?
— Нет, там нет никого!
— Но тогда, кузина, отчего этот крик? Отчего эта бледность?
— Я видела, что какой-то человек приставил свое лицо к стеклу в окне Лизы, выходящем на дорогу. Сначала я подумала, что это Хосе или Тонильо, но когда подошла ближе, чтобы убедиться в этом, человек, заметив меня, быстро отвернулся, закрыл лицо своим пончо и быстро отошел прочь, но в ту минуту, когда он повернулся, свет луны упал на его фигуру, и… я его узнала.
— Кто это был? — вскричали молодые люди.
— Мариньо.
— Мариньо! — воскликнул дон Мигель.
— О, этот человек! — проговорил с яростью дон Луис.