— Она окончательно решилась? — спросил Луис.
— Мы условились об этом сегодня ночью.
— Сегодня она с беспокойством думает об этом, — прибавил доктор, — она соглашается на то, чтобы Мигель еще остался здесь. Эта дама так любит вас, мой друг, как если бы вы были ее сыном.
— Я буду им, сеньор, я не стану им завтра или даже сегодня только потому, что она противится этому. Она суеверна, как все благородные сердца, и страшится союза, заключенного при таких печальных обстоятельствах.
— Да, да, так лучше: кто знает, какая судьба нас ожидает! Предоставим женщинам спасаться, если это еще возможно! — воскликнул доктор.
— Моя кузина также хочет остаться, никто не может убедить ее уехать.
— Даже Луис?
— Никто! — печально отвечал молодой человек.
— Теперь два часа пополудни, друзья мои, вы идете сегодня в Сан-Исидро?
— Да, сеньор, сегодня ночью, мы вернемся до наступления дня.
— Благоразумие, друзья мои, побольше благоразумия, прошу вас!
— Это будет наша последняя поездка, сеньор, — сказал Луис, — как только сеньора Барроль уедет, в доме дель-Оливос не останется никого, и он тогда действительно станет покинутой дачей.
— Итак, до завтра!
— До завтра, сеньор!
— До завтра, мой дорогой друг!
Оба молодых человека сердечно обняли своего прежнего профессора философии, которого дон Мигель проводил до самых дверей, выходивших на улицу.
Как только ушел доктор Парсеваль, в кабинете кто-то дважды хлопнул в ладони.
— Подожди! — сказал дон Мигель дону Луису.
Он вышел в кабинет, который, как мы уже говорили раньше, был смежен с гостиной, немного удивленный этим призывом из комнаты, куда никто не проникал без его позволения.
— А, это вы, дорогой учитель! — вскричал он, заметив дона Кандидо.