Бенито Рамирес, выбирая место для лагеря, забыл на этом кусте, вероятно без намерения, листок бумаги для сигаретки, который зацепился за шипы и остался тут; вид этого листка бумаги, почти незаметного, и причинил такую радость Блю-Девилю, что он чуть не вскрикнул; на этой бумаге он прочел все нужные для него указания.
Спустившись в отверстие, лейтенант очутился в длинном узком месте, шириною около двух метров, вышиною более пяти; грунт был из мелкого желтого пыльного песка; это узкое пространство зигзагами простиралось во всю длину утесов.
Лейтенант приподнялся и повернул направо; мрак был так густ, что, как говорит народная пословица, «сам черт, этот царь тьмы, мог бы наступить сам себе на хвост».
Блю-Девиль остановился на минуту, чтобы сообразить и успокоить ускоренное биение своего сердца; потом, мысленно повторив слово «идем!», продолжал подвигаться, принимая все предосторожности, чтобы не делать никакого шума, который, как бы легок ни был, мог его выдать.
Пройдя около семи или восьми минут, показавшиеся ему бесконечно длинными, лейтенант вдруг увидел несколько блестящих лучей, которые ложились полосами на левую стену подземелья.
Он дошел до зада палатки капитана.
Блю-Девиль остановился, задыхаясь; волнение заставляло его дрожать конвульсивной дрожью, пробегавшей по всем членам; он глубоко вздохнул; потом, когда вернулось его хладнокровие, когда он убедился, что уверенность не покинула его, он устремил взгляд на стены подземные и внимательно осмотрел их.
Нескольких секунд ему было достаточно, чтобы убедиться, что стена была исполосована трещинами настолько широкими, что он мог видеть палатку, или скорее грот, во всех его частях; одна из трещин находилась на четыре с половиной фута от земли и представляла прекрасный пункт для наблюдения.
Лейтенант приложил глаз к этой трещине и стал смотреть. Но почти тотчас же он быстро откинулся назад.
Черты его лица изменились и выражали удивление, почти ужас, который трудно передать.
Он был мертвенно-бледен, капли пота блестели на висках.
«Боже мой! — прошептал он мысленно, — это не то, этого быть не может! Я плохо видел, я ошибся! — Он вновь посмотрел. — Однако ведь это он, — начал он снова мысленно, — я его узнаю… сомнение невозможно!.. Так он не умер! А, демон! — сказал он, машинально сжимая кулаки, — на этот раз я держу тебя, ты не вырвешься! Да, да, вот он, этот выходец с того света. О презренный! Как, он еще на свете? Но теперь я знаю его тайну, пусть он трепещет! Мы не находимся больше в стенах Новой Голландии, ни на приисках в Калифорнии; ты пойман, Гарри Браун!..»
Высказав таким образом чувства, которые его волновали, и дав вылиться своему гневу, Блю-Девиль почувствовал, что спокойствие восстановилось в его уме: он провел рукой по своему мокрому от пота лбу; лицо его приняло свое постоянное бесстрастное выражение, и он снова приложил глаза к трещине.
Между тем, по-видимому, то, что увидел лейтенант, ничем не оправдывало странного волнения, которое им овладело.
Довольно обширный и высокий грот образовал половину круга, который, имея другую половину, составил бы около двадцати двух метров от вершины и до основания, т. е. сорок четыре метра в окружности. Складная железная кровать, на которой лежал плохой матрац, и несколько мехов, стояла в глубине грота; несколько чемоданов были разбросаны около кровати; в середине грота стоял стол грубой работы, на котором светился морской фонарь, свеча, вставленная в подсвечник белого железа, тоже зажженная, дорожный несессер был открыт, из него показывалось много связок бумаг. Этот несессер с виду был как двойная седельная чушка, и капитан, садясь на лошадь, всегда сам его пристегивал, я при остановках сам снимал и, слезая с лошади, уносил с собою.
Этот несессер с таким совершенством был подделан под вид настоящих чушек, что сам Блю-Девиль, от которого, впрочем, ничто не укрывалось, поддался на обман и не подозревал истины.
Это открытие имело свою цену для лейтенанта. Раз убедившись в тождестве личности, можно было найти доказательства, необходимые для него.
На том же столе стояла чернильница, перья, бумага и все письменные принадлежности.
Человек сидел на грубой скамейке и писал, или, скорее, делал какие-то заметки.
Этот незнакомец нисколько не походил на капитана Кильда, разве только ростом, да и то, будучи более стройным, казался выше.
ebooksa