— Возможно ли! — вскричала донна Розарио, складывая руки.
— Вам удалось! — сказал охотник с радостью.
— Да, благодаря указаниям, которые вы мне оставили, сеньор, и за которые я вам благодарен.
— Итак, вы его видели?
— Да, совершенно открыто, лицом к лицу, в продолжение получаса, когда он и не подозревал, что за ним наблюдаю.
— Вот почему вы, входя…
— Я произнес слова, которые вы слышали, сеньор. Вы боитесь, — прибавил он с насмешливой улыбкой, — что я подслушал ваш разговор; успокойтесь; я слушаю, когда меня что-либо может сильно интересовать. Только последние слова сеньоры достигли до моих ушей.
— Все равно, сеньор, — ответила донна Розарио, — вы не услыхали бы ничего дурного о себе, что не часто случается; но умоляю вас, говорите об этом человеке.
— Я нарочно для этого пришел, сеньора, времени мало, я буду краток. Человек, который начальствует над этими бандитами и называет себя Кильдом, молод, ему едва тридцать лет; лицо его темно-оливкового цвета; его можно принять за испанца; он красив той роковой красотой, которая обусловливает дурные наклонности и дышит грабежом и убийствами; под именем Гарри Брауна, которому он доставил ужасную известность, он был объявлен правительством Соединенных Штатов вне закона. Теперь, действительно ли это имя его имя? или это псевдоним, под которым скрывается еще более кровожадная личность? Я этого не знаю, но скоро узнаю; и кто знает? Может быть, этот так называемый Гарри Браун никто более, как тот же самый Корнелио Бустаментэ, которого портрет вы мне описывали, сеньорита?
— Не знаю почему, слушая вас, мне пришла та же мысль, сеньор; и чем более я размышляю, тем более она мне кажется правдоподобною, тем более этот Корнелио Бустаментэ был друг, обязанный многим дону Мигуэлю Тадео де Кастель-Леон.
— И он стал душою страшной интриги, направленной против вас, и жертвой которой сделались вы, — ответил с живостью лейтенант, — но дон Мигуэль Тадео, этот проклятый демон, который держит все нити этой кровавой и отвратительной комбинации, где он? Что он делает? Как он сумел скрыть от нас свои следы? Вот что нам необходимо знать и что я скоро узнаю, клянусь вам. если Бог мне поможет.
— Но как, какими средствами? — воскликнул охотник.
— Это касается только меня, сеньор, — сказал немного сухо лейтенант, — я держу нить, и скоро весь моток будет у меня в руках; верьте мне и оставьте меня действовать; я поклялся мистеру Валентину Гиллуа иметь успех, и я буду его иметь, или мой труп останется на песке здешних степей.
— О, сеньор Блю-Девиль, я вам вполне верю.
— Я вам благодарен, сеньорита, но мы теряем драгоценное время, оно идет; сеньор Рамирес, пора вам за мною следовать.
— Уже! — не могла удержаться молодая девушка, чтоб не вскрикнуть.
— Это необходимо, чтоб вновь увидеться, моя обожаемая Розарио; сеньор Блю-Девиль, я у вас прошу только пять минут, чтоб проститься с сеньорой.
— Пять минут извольте, но ни одной больше, — ответил лейтенант, поднял занавесь и исчез.
Расставание молодых людей было ужасно; ни тот ни другой не могли с ним примириться; донна Розарио рыдала, ломая руки с отчаяния; наконец охотнику удалось вырваться из ее объятий, а, поручив ее, почти бесчувственную, попечениям Гарриэты Дюмбар, сам, полусумасшедший от горя, кинулся вон, бросив вполголоса последнее прости той, которую он любил такой чистой, глубокой страстью; сердце его разбилось; в несколько минут он едва пришел в себя, — если б Блю-Девиль не поддержал его, он упал бы с первого шага.
Лейтенант с отеческой заботливостью беспрепятственно провел его по лагерю, и когда тот стал удаляться, все еще шатаясь и разбитый горем, то он следил во мраке за его тенью, которая исчезала все более и более, и наконец прошептал: