Человек-землетрясение

22
18
20
22
24
26
28
30

Прокурор Цуховский внимательно посмотрел на Боба Баррайса.

– На вашей машине шины марки Пирелли, не так ли?

– Возможно. Я не знаю. БМВ – из автопарка Баррайсов, я не интересуюсь, как правило, маркой шин, садясь в машину, – с издевкой ответил Боб. – Возможно, полиция сможет установить, сколько машин в Западной Германии ездят на шинах Пирелли! Одна из них – с гарантией – будет машиной с эстакады. Я читал, что криминальная полиция обязана своими успехами кропотливой работе, поиском камешков мозаики, И вообще я в восторге от ваших следопытов – на улице идет дождь…

Боб метнул взгляд в сторону доктора Дорлаха, но адвокат не смотрел на него.

«Может, дядя Теодор заплатил тебе, чтобы ты стер меня в порошок? – подумал Боб. – Какое гнусное общество, все продажные! Одна Марион другая, она действительно Любит меня, и, черт меня подери, я тоже люблю ее. Это первое чудо, с которым я столкнулся, да еще в себе самом. Достаточный довод, чтобы стать счастливым и сильным сейчас. Одним необходимы гашиш, кокаин и ЛСД, чтобы держаться на плаву… А мне нужна Марион, теперь я это твердо знаю. Мое прибежище, мой стеклянный, фиолетовый мир, – это не дурман, а белое гладкое тело Марион, источающее в возбуждении легкий апельсиновый аромат».

– Машина, которая в момент падения фрейлейн Петерс стояла на мосту, уезжая, заехала на траву, и там остался четкий след. К несчастью для преступника.

– К счастью для меня! – Боб прямо и требовательно посмотрел на доктора, Дорлаха. – Найдется у кого-нибудь сигарета? – Дорлах протянул ему свой портсигар. – Спасибо. Я был в Эссене, господа. – Баррайс зажег сигарету, руки его при этом были абсолютно спокойны, доктор Цуховский это точно проследил. – И почему преступник? Я думаю, Ренаточка сама спорхнула?

– Мой племянник не имеет представления о пиетете, – вставил дядя Теодор. Это были его первые слова, произнесенные после прихода Боба. – Кроме того, у каждого человека своя манера выражаться.

– Погибшей наступали на пальцы, когда она отчаянно цеплялась за решетку парапета. Мы пока не знаем, что там разыгралось, но рухнула она на автобан явно не добровольно. Преступник помог ей.

– Значит – убийство! – произнес Баррайс наигранно глухим голосом. – Умышленное убийство без отягчающих обстоятельств, – поправил доктор Дорлах. Это была соломинка, Боб это сразу понял. – Или неумышленное тяжкое телесное повреждение, в результате которого последовала смерть потерпевшей. Трактовка затруднительна.

– Во всяком случае, фрейлейн Петерс мертва! – произнес прокурор Цуховский жестче, чем до этого. – Мертва через чужое вмешательство.

– Этот великолепный юридический язык! – Боб с наслаждением курил. – Удовольствие слушать его. Один вопрос, господа: это допрос? Если да, то я вынужден просить своего адвоката заявить протест против такого обращения со мной.

– Это опрос, Боб, – Доктор Дорлах отмахнулся, когда Боб хотел что-то возразить. – Необходимо пролить свет на дело.

– Как я могу что-то освещать, если я лежал в постели в Эссене?

– Доктор Дорлах нас уже проинформировал. – Прокурор Цуховский прохаживался перед большим камином. Туда-сюда, туда-сюда… шесть шагов вперед, поворот, шесть шагов назад, поворот – как хищник в тесной клетке. – Разумеется, молодая дама может это подтвердить под присягой.

– Разумеется.

– Вы уже в двадцать часов были в Эссене, как сообщил ваш адвокат?

– Да.

– Дама ожидала вас?

– Нет. – Боб бросил злобный взгляд на доктора Дорлаха. – Фрейлейн Цимбал работает в баре, она пришла домой около часу ночи.