Он поправил съехавшее полотенце, ее волосы, как занавесом, разделили их лица.
– Пошли… – просто сказала она.
– Да, становится прохладно. – Он обнял ее. – Пошли.
– Куда?
– Номер четыреста двадцать шесть.
– Завтра я куплю себе черный парик.
– Ты совсем глупая девочка… – Они поцеловались в стеклянном холле и исчезли в лифте.
Ровно в 23 часа 17 минут Боб Баррайс и Гельмут Хансен встретились в туалете бара «Казино-55». Они были одни, стояли рядом и мыли руки.
Потом Хансен молча кивнул Бобу и залепил ему звонкую пощечину. Она отбросила Боба через полуоткрытую дверь кабинки на унитаз.
– Если честно, ты должен признать, что ты это заслужил, – сказал Хансен и вытер руку о брюки.
Боб Баррайс стучал кулаками по кафельной стене. – Ты, моралист говенный! – вопил он. – Поганый моралист-онанист! Проваливай! Убирайся! Моралист говенный!
На следующий день Хансен и Ева вернулись в Германию. Это было ошибкой. Но кто мог предполагать, как будут развиваться события, и молено ли было что-то предотвратить?
В субботу 18 мая Чокки и Баррайс встретились в клубе «Медитерране». Чокки сиял, как будто по крайней мере убил своего отца, которого страшно ненавидел.
– Чем занимался все это время? – спросил Чокки, когда им принесли заказанные напитки и они остались вдвоем.
– Ничем!
– Типичный баррайсовский ответ. Разумеется, ты что-то делал. Твой дядя Теодор знает о нашем деле?
– Лишь приблизительно.
– Но тем не менее этого хватило, чтобы наслать на моего старика вашего адвоката, этого Дорлаха. Я вчера вечером позвонил домой… Там воняет, как на пожарище. – Чокки наклонился вперед: – Что ты, собственно, разболтал?
– О Господи, всего лишь намеки. – Боб Баррайс скривил лицо. В глазах появилась злость, – Ты что, приехал допрашивать меня? Спасибо, я пас! Еще неделю назад ты хотел шокировать весь мир своей торговлей трупами, а теперь уходишь в подполье… Тогда тебе больше подходит фирма для кающихся грешников.
Чокки медленно потягивал свой ледяной коктейль и поверх бокала наблюдал за своим новым другом. «Боб Баррайс – слабак, – подумал он. – Великий Боб, герой тысячи ночей, как он сам любит себя называть, – на самом деле маленькая, противная, скользкая медуза. Раздутый гигант, от которого останется горстка резины, если его проткнуть. И в то же время он опасен. Именно самовлюбленные ничтожества – прирожденные тираны».