– Значит… эта сумма…
– Осталась нетронутой.
– А ваш сын?
– Мой сын всем будет обязан только самому себе…
– И матери! – добавил доктор, поражённый благородством и мужеством этой женщины, внушавшей ему глубокое уважение.
Тем временем госпожа Батори встала, открыла ключом секретер и, вынув из него пачку ассигнаций, протянула её доктору.
– Прошу вас принять эти деньги, доктор, – ведь они ваши; поверьте, я глубоко вам благодарна за них, хотя и не воспользовалась ими для воспитания сына!
– Эти деньги уже не принадлежат мне, сударыня! – ответил доктор, отстраняя ассигнации.
– Повторяю, я не могу их принять.
– Но, может быть, Петер Батори найдёт им применение…
– Мой сын выхлопочет в конце концов место, которого он достоин, и станет мне опорою, как я была опорою для него!
– Он не откажется от этих денег, если друг его отца будет настоятельно просить его их принять.
– Откажется!
– Всё-таки позвольте мне, сударыня, попытаться?..
– Прошу вас, доктор, не делать этого, – возразила госпожа Батори. – Мой сын даже не знает, что я получила эту сумму, и мне хотелось бы, чтобы он так и не узнал об этом.
– Хорошо, сударыня. Я понимаю чувства, которые побуждают вас так поступать, ведь для вас я был и остаюсь незнакомцем. Да, эти чувства мне понятны, и я преклоняюсь перед вами. Но, повторяю, если эти деньги не принадлежат вам, то они уже не принадлежат и мне!
Доктор Антекирт встал. В отказе госпожи Батори для него не было ничего оскорбительного. Её щепетильность не вызвала у него иного чувства, кроме глубокого благоговения. Он поклонился вдове и уже собирался уйти, но госпожа Батори остановила его.
– Доктор, – сказала она, – вы упомянули о кознях, из-за которых погибли Ладислав Затмар, Иштван Батори и граф Шандор.
– Я рассказал вам все, как было, сударыня.
– Но имена этих предателей никому не известны?