Тянуло посмотреть на часы, но Усов не позволил себе этого. Не хотел нервировать людей. И без того знал, что ночь на исходе. Он обладал редким даром — чувством времени. Через полчаса в шхерах начнет светать.
Кто-то нервно зевнул за спиной.
— Что, брат? — спросил Усов, не оглянувшись. — Кислотность поднимается?
— Терпения нет, товарищ гвардии лейтенант, — сказал Чачко.
— Ну, терпения… Это дело наживное — терпение! Год назад и вовсе терпения не хватало. Помнишь, как мы с тобой маяк топили?
— Как же! В Ирбенском проливе.
— Чуть было не торпедировали его ко всем свиньям.
— А как это было? — голос Шурки.
— Ходили мы в дозоре. Ночь. Нервы, конечно, вибрируют.
— Необстрелянные еще были, — вставил Чачко.
— То-то и есть. Сорок первый год, ясно? Вдруг по курсу — силуэт корабля! Я: «Аппараты — на товсь! Полный вперед!» И сразу же застопорил, дал задний ход. Буруны — впереди!
— Камни?
— Они. Это я маяк атаковал.
Шурка ахнул.
— Есть, видишь ли, такой маяк в Ирбенском проливе, называется Колкасрагс. Площадка на низком островке, башня с фонарем, фонарь по военному времени погашен, а внизу каемка пены. Очень схоже с идущим на тебя кораблем. Чуть было я не всадил в него торпеду и сам на камни не выскочил следом. Давно это было. Год назад… Тогда еще, верно, были мы с тобой нетерпеливые.
Даже сердитый Дронин изволил усмехнуться.
И вдруг смех оборвался. По катеру из конца в конец пронеслось тревожное: «Тсс!» Все замерли, прислушиваясь.
Неподалеку клокотала вода. Потом раздалось протяжное фырканье, будто какое-то огромное животное шумно вздыхало, всплыв на поверхность.
Подлодка! И где-то очень близко. В тумане трудно ориентироваться. Но, вероятно, рядом за мыском. Усов — вполголоса:
— Боцман, к пулемету! Людям гранаты, автоматы разобрать!