Он с порога кинулся к ней и тут же, смутившись под любопытным взглядом стоящего за стойкой толстяка-хозяина, замедлил шаг, стараясь овладеть собою.
— Здравствуй, — просто сказал он, становясь напротив у столика и чувствуя, как бешено колотится у него сердце.
Она вскинула глаза, и в ее взгляде не было удивления.
— Здравствуй, — спокойно ответила она, словно они расстались лишь день назад. — Как дела?
Он лишь пожал плечами, почему-то чувствуя себя перед ней виноватым.
— Ты похудел, — продолжала она, чуть прищурившись. — И… какой-то издерганный.
Он опять пожал плечами, почувствовал, что губы его жалко дрогнули, но сумел, наконец, овладеть собою.
— Я искал тебя…
Голос его был хриплым.
— Я знаю, — как ни в чем не бывало ответила она. — Я звонила отцу в Лондон. Он сказал, что ты, вероятно, приедешь… за мною.
— Но я… — начал было он, почему-то оправдываясь.
Тогда она улыбнулась ему с ласковой снисходительностью, как ребенку:
— Да, ты не говорил моему отцу об этом. И ты даже не хотел ехать в Париж. Но мы — азиаты и умеем видеть будущее, то, что невидимо для вас, европейцев…
Она осеклась на слове «европейцев» и сразу напряглась, словно сказала лишнее.
— Я южноафриканец, — с неожиданным для самого себя вызовом твердо отчеканил он. — Я родился в Южной Африке. Но я не виноват в том, что там сейчас творится!
— А кто виноват? — сразу подалась она вперед, и глаза ее загорелись гневом.
Она захлопнула твердую обложку своей тетрадки, резко отодвинула от себя недопитую чашку, сняла с крючка на высокой ножке стола висевшую там джутовую сумку-торбу, чуть отступила назад, собираясь его покинуть, но вдруг передумала.
— Ладно. Раз уж ты меня нашел… Это судьба. Давай поговорим с тобою серьезно и выясним все раз и навсегда. Хочешь?
— Давай, — покорно согласился он и обвел взглядом крохотное помещение, все больше заполнявшееся посетителями.
— Нет. Не здесь и не сейчас, — отрезала она. — Я тороплюсь, меня ждут.